Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И когда молодой Абу Мухаммед вынул из сундука эти различные предметы, он расставил их одни за другими на ковре и стоял не шевелясь, только опускал и поднимал ресницы. И сейчас же палатка сама раскинулась посредине зала, и так быстро, так правильно и аккуратно, как будто работали над ней двадцать ловких невольников; а три дивных дерева сами стали у входа в палатку и защищали ее своею тенью.

Тогда Абу Мухаммед взглянул еще раз на палатку и слегка посвистел. И тотчас же птицы из драгоценных камней запели в ней, а сделанные из золота звери отвечали им тихо и стройно. А минуту спустя Абу Мухаммед снова засвистел — и весь хор внезапно умолк.

Увидев и услышав все эти необыкновенные вещи, халиф и все присутствующие уж не знали, бодрствуют ли они или грезят. Абу Мухаммед же еще раз поцеловал землю между рук аль-Рашида и сказал:

— О эмир правоверных, не думай, что я на что-нибудь рассчитываю, преподнося тебе эти маленькие подарки, которые имели счастье тебе понравиться; я принес их просто как знак привета верноподданного своему господину и государю. И эти подарки — ничто в сравнении с теми, которые я намеревался поднести тебе, если только ты позволишь мне это.

Когда халиф немного пришел в себя от удивления, вызванного в нем всеми этими предметами, подобных которым он никогда не видал, он сказал молодому человеку:

— Не можешь ли сказать мне, о молодой человек, откуда у тебя все эти вещи, когда ты не более как один из моих подданных? Ты известен под именем Абу Мухаммед Мягкие Кости, и мне известно, что отец твой ставил банки в хаммаме и умер, не оставив тебе никакого наследства. Как же случилось, что ты достиг в такое короткое время такого богатства, уважения и могущества?

Абу Мухаммед же ответил:

— Я расскажу тебе мою жизнь, о эмир правоверных; эта жизнь так полна необычайных происшествий, что, если бы записать ее во внутреннем уголке глаза иглой, употребляемой для татуировки, она могла бы послужить на пользу многим, кто пожелал бы извлечь из нее полезные уроки.

Крайне заинтересованный, аль-Рашид сказал:

— Поспеши же и дай услышать то, что имеешь сказать нам, йа Абу Мухаммед!

И молодой человек сказал:

— Знай же, о эмир правоверных (да увеличит Аллах твою славу и могущество!), что меня действительно зовут в народе Абу Мухаммед Мягкие Кости и что я сын бедного человека, жившего тем, что ставил банки в хаммаме, и оставившего после своей смерти меня и мать мою без всяких средств к существованию. Те, кто сообщил тебе эти подробности, говорили правду; но они не сказали тебе, почему и как я получил свое прозвище. Так вот, с самого детства моего, о эмир правоверных, я был самым вялым и самым ленивым мальчиком, какого только можно было встретить на поверхности земли. Я был так вял и ленив, что, если лежал на земле и солнце палило мою непокрытую голову в самый полдень, у меня не хватало воли переменить место и укрыться в тени, и я предпочитал давать испечь себя, лишь бы не двинуть ногой и рукой. Поэтому череп мой закалился и приобрел необыкновенную крепость; ты можешь, о эмир правоверных, приказать, например, Масруру, меченосцу твоему, рассечь мне голову и увидишь, что меч его разлетится в куски, ударившись о кости моего черепа. Когда умер отец мой (да смилуется над ним Аллах!), мне было пятнадцать лет, но я походил на двухлетнего ребенка, так как не хотел ни работать, ни двигаться; бедная мать моя вынуждена была работать на соседей для моего прокормления, а я проводил целые дни, лежа на брюхе и не имея сил даже на то, чтобы отгонять мух, облеплявших лицо мое.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Как-то раз по какой-то весьма редкой случайности мать моя, промучившись на работе целый месяц, вошла ко мне, держа в руке пять серебряных монет, плод всего ее труда.

И сказала она мне:

— О дитя мое, я только что узнала, что сосед наш шейх Музаффар отправляется в Китай. Ты знаешь, сын мой, что этот почтенный шейх превосходный и добродетельный человек, не презирающий таких бедняков, как мы, и не отталкивающий их. Возьми же эти пять серебряных драхм, вставай и пойдем со мною к шейху; ты отдашь ему эти пять драхм и попросишь его купить тебе на них в Китае товаров, которые продашь потом здесь (да поможет нам в этом Аллах в Своем милосердии!), и, наверное, получишь значительный барыш. Таким образом, о сын мой, нам представляется случай разбогатеть. И неверный тот, кто отказывается от хлеба, предлагаемого Аллахом!

Я же, слушая эти речи матери моей, разленился еще более и лежал неподвижно, как мертвый. Мать умоляла и заклинала меня всячески: и именем Аллаха, и могилой отца, и всем на свете. Но все было напрасно! Я притворялся спящим и храпел.

Тогда она сказала мне:

— Клянусь добродетелями покойного! Клянусь, о Абу Мухаммед Мягкие Кости, что, если ты не послушаешься меня и не пойдешь со мною к шейху, я перестану кормить, поить тебя и оставлю умирать с голоду!