Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О Зеин, это правда, что я любил отца твоего великой любовью; и всякий раз, как он навещал меня, я дарил ему алмазную деву и брал на свое попечение даже доставку их в Басру из опасения, чтобы проводники караванов не попортили их. Но не думай, что я менее расположен к тебе, Зеин, и знай, что это я сам по собственному своему побуждению обещал отцу твоему взять тебя под свое покровительство и побудил его написать те два сообщения и спрятать — один в шкафу для бумаг, а другой в шкатулке в подземелье. И теперь я готов отдать тебе алмазную деву, которая одна стоит всех других, вместе взятых, и еще тысячи других таких же. Но только, о Зеин, я смогу сделать тебе этот дивный подарок не иначе как в обмен за другой, о котором я попрошу тебя.

И Зеин ответил:

— Клянусь Аллахом! О повелитель мой, все, что принадлежит мне, — твоя собственность, и сам я в том числе принадлежу тебе!

И старик улыбнулся и ответил:

— Так, о Зеин, но требование мое будет очень трудно исполнить! И я не знаю, удастся ли тебе когда-либо удовлетворить мое желание?

Он спросил:

— Какое же это требование?

Он сказал:

— Дело в том, что ты должен отыскать и привести ко мне на Три Острова девушку пятнадцати лет, которая была бы в одно и то же время девственна и несравненная красавица!

И Зеин воскликнул:

— Если в этом все твое требование, о повелитель мой, то, клянусь Аллахом, мне будет очень легко удовлетворить тебя. Ибо ничто не встречается так часто в наших краях, как пятнадцатилетние девушки, одновременно и девственные и прекрасные!

При этих словах старик взглянул на Зеина и так расхохотался, что опрокинулся на спину. И когда он несколько успокоился, то спросил Зеина:

— Разве так легко найти то, чего я требую от тебя, о Зеин?

И Зеин ответил:

— О господин мой, я могу доставить тебе не то что одну, а десять девушек, таких, как ты желаешь! Что же до меня, я уже имел во дворце у себя значительное число такого рода девушек, и они были совершенно девственны, и я немало наслаждался!

Но старик, услышав слова эти, не мог удержаться, чтобы не расхохотаться вторично. Затем он сказал Зеину с жалостью в голосе:

— Знай, сын мой, то, что я требую от тебя — такая редкость, что никто до сегодняшнего дня не мог доставить мне этого. И если ты думаешь, что девушки, которыми ты обладал, были девственны, то заблуждаешься и обманываешь себя. Ибо ты не знаешь, что женщины имеют тысячи способов, чтобы заставить поверить девственной чистоте своей; и они ухитряются обманывать самых опытных в этом деле мужчин. Но так как я вижу по уверенности речей твоих, что ты ничего не знаешь о них, то дам тебе средство проверить, девственны они или нет, не прикасаясь к ним ни одним пальцем, не обнажая их и так, что они не будут даже подозревать об этом. Ибо раз я требую, чтобы ты доставил мне девственницу, то необходимо, чтобы ни один мужчина не касался ее и не видел собственными глазами ее интимные органы.

Когда юный Зеин услышал эти слова старика с Трех Островов, он сказал себе: «Клянусь Аллахом! Он, должно быть, сумасшедший.

Уж если, как он сам утверждает, настолько трудно узнать, чиста ли девушка, то как же хочет он, чтобы я нашел ему такую, не увидев ее и не прикоснувшись к ней?!»

И он подумал с минуту и вдруг воскликнул:

— Клянусь Аллахом! Я теперь знаю как! Верно, запах ее подскажет мне это!

Старик улыбнулся и сказал:

— Девственность не имеет запаха!

— Так, верно, нужно пристально посмотреть ей в глаза!

— Девственность нельзя узнать по глазам.

— Но что же тогда должен я сделать, о господин мой?

— Это-то я и скажу тебе сейчас!

И он внезапно исчез из глаз их, но лишь для того, чтобы появиться вновь спустя мгновение; и в руках он держал зеркало. И, обратившись к Зеину, он сказал:

— Я должен сказать тебе, о Зеин, что невозможно сыну Адама узнать по лицу дочери Евы, девственна она или нет. Это знание принадлежит лишь Аллаху и избранникам Его. И так как я не могу положиться на тебя в этом отношении, то пришел, чтобы передать тебе зеркало, которое вернее, чем все людские уверения. Так вот, как только ты увидишь пятнадцатилетнюю девушку безупречной красоты, которая покажется тебе девственной или же которую будут выдавать за таковую, тебе нужно будет только заглянуть в это зеркало — и в нем тотчас же появится образ этой самой девушки. Ты же не бойся подробно рассматривать это изображение, ибо, глядя на изображение в зеркале, ты тем не посягнешь на чистоту тела ее, как это бывает, когда смотрят на само тело. Так вот если девушка окажется уже не девственной, то ты сейчас же увидишь ее «историю», которая покажется тебе глубокой и зияющей, как бездна, и ты увидишь также, что само зеркало как будто запотело и подернулось дымкой. Если же, напротив, Аллаху будет угодно, чтобы девушка эта оставалась девственницей, то ты увидишь, что ее «история» не больше миндального орешка, а поверхность зеркала останется при этом светлой, ясной и чистой.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала: