И под влиянием этих мыслей, о жена брата моего, я тотчас же встал и приготовился к отъезду. И, прочитав молитву, какая полагается в пятницу, и первую главу Корана, я сел на лошадь и направился на родину. И после многих опасностей и утомительного пути я с помощью Аллаха (да будет Он прославлен и почтен) благополучно прибыл в этот город. И сейчас же принялся я бродить по улицам и кварталам, разыскивая жилище брата моего. И Аллах привел меня встретить таким образом этого ребенка, игравшего со своими товарищами.
Я же, клянусь Аллахом Всемогущим, о жена брата моего, едва увидел его, сразу почувствовал, что сердце мое разрывается от волнения; а так как кровь всегда узнает родную ей кровь, я, не колеблясь ни минуты, признал в нем сына брата моего. И забыл я в ту же минуту свою усталость и заботы свои и готов был взлететь от радости.
В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Забыл я в ту же минуту свою усталость и заботы свои и готов был взлететь от радости. Но увы! Зачем пришлось мне скоро узнать из уст этого ребенка, что волею Всевышнего брата моего уже нет в живых?! Ах, это ужасающее известие едва не свалило меня с ног, так я был потрясен горем. Но, о жена брата моего, ребенок, вероятно, рассказал тебе, как его вид и сходство с покойным несколько утешили меня, напомнив, таким образом о пословице, гласящей: «Человек, оставляющий потомство, не умирает».
Так говорил человек из Магриба. И увидел он, что при напоминании о муже, мать Аладдина горько плакала. И чтобы утешить ее и отвлечь от мрачных мыслей, он обернулся к Аладдину и, чтобы завязать разговор, спросил:
— Сын мой Аладдин, какое же ты знаешь ремесло и что работаешь, чтобы помогать бедной матери своей и существовать вам обоим?
Услышав это, Аладдин застыдился в первый раз в своей жизни, опустил голову и уперся глазами в землю. А так как он не вымолвил ни единого слова, мать отвечала за него:
— Какое ремесло, о брат моего мужа? Ремесло для Аладдина? Да как же это? Клянусь Аллахом, он ничего не умеет. Ах! Никогда не видела я такого непутевого ребенка! День-деньской бегает он с уличными детьми, бродягами, сорвиголовами, негодяями, как и он сам. И это вместо того, чтобы следовать примеру хороших детей, сидящих и работающих с отцами. Ах, его отец и умер-то — о горе жестокое! — только по его милости! Да и я сама еле жива! Глаза мои износились от слез и работы по ночам. Не покладая рук день и ночь пряла я шерсть и хлопок, чтобы иметь возможность купить пару маисовых лепешек для нас двоих. Таково мое положение. И клянусь твоей жизнью, о брат мужа моего, что он приходит домой, только чтобы поесть. Вот и все. Поэтому иногда, когда он бросает меня таким образом, я уже думаю о том, чтобы не отворять ему больше двери и этим заставить его искать какую-нибудь работу, которая кормила бы его. И нет у меня силы это сделать, потому что сердце-то материнское жалостливо и милостиво. Но годы берут свое, и я становлюсь старухой, о брат мужа моего. И плечи мои уже не выносят по-прежнему усталости. А пальцы едва находят силы вертеть веретено. И не знаю, до каких пор буду я в состоянии нести такую ношу и когда покинет меня жизнь, как покидает меня сын, вот этот Аладдин, стоящий пред тобою, о брат мужа моего!
И принялась она рыдать.
Тогда человек из Магриба обратился к Аладдину и сказал ему:
— Ах! О сын моего брата, воистину не знал я всего этого о тебе! Зачем идешь ты путем бродяжничества? Какой стыд, Аладдин! Это совсем не годится для таких людей, как ты! У тебя есть рассудок, дитя мое, и ты сын из хорошей семьи! Разве не бесчестит тебя то, что ты бросаешь таким образом свою бедную мать, старую женщину, и допускаешь ее кормить тебя, между тем как ты в таком возрасте, что можешь иметь занятие, способное прокормить вас обоих?! К тому же, о дитя мое, посмотри! Благодарение Аллаху, в нашем городе множество мастеров. Тебе стоит только выбрать ремесло по своему вкусу, а я беру на себя определить тебя. И таким образом, когда вырастешь, сын мой, у тебя в руках будет ремесло, которое защитит тебя от ударов судьбы. Так говори! И если ремесло твоего покойного отца, портняжное дело, не нравится тебе, то ищи что-нибудь другое и скажи мне! А я помогу тебе всеми силами моими, о дитя мое!
Но Аладдин вместо ответа продолжал стоять, опустив голову, и молчал, как будто давая понять, что не желает никакого ремесла, а хочет оставаться бродягой. Человек же из Магриба понял его отвращение к ручному труду и подошел к нему с другой стороны. И сказал он ему: