Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

— О сын брата моего, не обижайся и не огорчайся тем, что я настаиваю. Дай мне только прибавить, что, коль скоро ты питаешь отвращение к ремеслу, я готов, если только ты захочешь сделаться честным человеком, открыть тебе прекрасную лавку шелковых тканей на большом базаре. И в эту лавку я доставлю самые дорогие ткани и парчу самого высокого качества. И таким путем ты войдешь в сношение с миром крупных торговцев. И получишь ты привычку продавать и покупать, брать и отдавать. И приобретешь добрую славу в городе. И таким образом почтишь память своего покойного отца. Что скажешь на это, о Аладдин, сын мой?

Когда Аладдин услышал предложение дяди и понял, что сделается крупным торговцем на базаре, важным человеком, одетым в красивую одежду, с шелковым тюрбаном на голове и с хорошеньким разноцветным поясом вокруг стана, он чрезвычайно обрадовался. Он взглянул на человека из Магриба, улыбнулся и склонил голову набок, что ясно означало: «Принимаю».

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Тут взглянул он на человека из Магриба, улыбнулся и склонил голову набок, что ясно означало: «Принимаю».

И человек из Магриба понял, что предложение его понравилось, и сказал он Аладдину:

— Коль скоро ты захотел сделаться важным лицом, купцом, торгующим в лавке, старайся отныне быть достойным своего нового положения.

Будь же, о сын брата моего, с сегодняшнего же дня человеком. Я же, если угодно будет Аллаху, завтра пойду с тобой на базар и прежде всего куплю тебе прекрасную новую одежду, такую, какую носят богатые купцы, и все необходимые принадлежности. После этого мы вместе поищем хорошую лавку, в которой ты и устроишься.

Вот как было дело.

Мать же Аладдина, слушая эти увещания и видя такую щедрость, благословляла Аллаха Благодетеля, столь неожиданным образом пославшего ей родственника, который спасал ее от нищеты и направлял на путь истинный сына ее Аладдина. И с облегченным сердцем подала она ужин, точно помолодев на двадцать лет.

И ели они и пили, продолжая беседовать о том же предмете, столь сильно занимавшем их всех. И человек из Магриба стал посвящать Аладдина в образ жизни и обычаи торговцев и внушать ему большой интерес к его новому званию. Потом видя, что уже прошла половина ночи, он встал, простился с матерью Аладдина и обнял самого Аладдина.

И вышел он от них, пообещав прийти завтра. И в эту ночь Аладдин не сомкнул глаз от радости и думал только об ожидавшей его приятнейшей жизни.

На другой день рано утром у дверей постучали. Мать Аладдина сама пошла отворить и увидела, что брат ее мужа, человек из Магриба, сдержал обещание, данное им накануне. Однако, несмотря на настоятельные приглашения матери Аладдина, он не захотел войти в дом и объяснил свой отказ тем, что этот ранний час неудобен для принятия гостей; он пожелал только увести с собою Аладдина на базар.

Аладдин же уже встал, оделся и, выбежав к дяде, пожелал ему доброго утра и поцеловал у него руку. И человек из Магриба взял его за руку и ушел с ним на базар. И вошел он с ним в лавку самого крупного купца и спросил самую красивую и самую богатую одежду на рост Аладдина. И купец показал ему несколько одежд, из которых одна была прекраснее другой. И человек из Магриба сказал Аладдину:

— Выбери сам, сын мой, ту, которая тебе понравится.

И, восхищенный щедростью дяди своего, Аладдин выбрал шелковое платье, полосатое и блестящее. И выбрал он также тюрбан из шелковой кисеи, затканной золотыми нитями, кашемировый пояс и сапоги из красного сафьяна. И человек из Магриба заплатил за все, не торгуясь, и отдал сверток Аладдину, говоря ему:

— Теперь пойдем в хаммам, потому что, прежде чем оденешься во все новое, ты должен быть совершенно чистым.

И повел он его в хаммам, вошел вместе с ним в отдельную залу и вымыл его собственными руками; также вымылся сам. Потом велел подать прохладительные напитки; и оба они пили с наслаждением и были довольны. После этого Аладдин оделся в то роскошное платье, шелковое, полосатое и блестящее, надел на голову тюрбан, опоясался индийским поясом и обулся в красные сапоги. И стал он в таком наряде прекрасным, как луна, и похожим на сына какого-нибудь царя или султана. И, восхищенный таким превращением, он подошел к дяде, поцеловал у него руку и много благодарил за его щедрость. А человек из Магриба обнял его и сказал ему:

— Все это только начало.

И вышел он с ним из хаммама и повел на самые многолюдные базары, и заходили они в лавки богатых купцов. И обращал он его внимание на богатейшие ткани и на ценные вещи, сообщая ему название каждого предмета; и говорил он ему:

— Необходимо, чтобы ты знал все подробности покупки и продажи, так как сам будешь купцом.

Затем посетили они замечательные здания города, главные мечети и ханы, где останавливались караваны. И завершили они свой обход посещением султанского дворца и окружавших его садов. Наконец привел он его в большой хан, где остановился сам, и представил его знакомым своим, купцам, говоря им:

— Это сын брата моего.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги