Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И мать долго молча и подозрительно смотрела на свою мирно спящую дочь, а потом, не говоря ни слова, подошла к ней, внезапным движением подняла ее рубашку и двумя пальцами левой руки разделила две очаровательные половинки внизу своей дочери. И своими глазами увидела то, что увидела, а именно неопровержимое доказательство испарившейся девственности этого цветка жасмина.

Но, дойдя до этого места, Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла, отложив продолжение своего рассказа до следующей ночи.

А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И своими глазами увидела то, что увидела, а именно неопровержимое доказательство испарившейся девственности этого цветка жасмина. И при этом наблюдении она чуть было не упала в обморок от волнения и воскликнула:

— О, ее скромность и ее честь украдены! О распутница! О несмываемое пятно на одежде ее целомудрия! — Затем она яростно встряхнула ее, разбудив, и закричала: — Если ты не скажешь правду, собака, я заставлю тебя узнать вкус красной смерти![46]

А юница, вздрогнув и проснувшись, увидела мать свою с носом, полным черной злобы, и она сразу поняла, что происходит, и в смущении почувствовала, что момент очень серьезный. И она не стала пытаться отрицать того, чего нельзя было отрицать, но и не хотела признаться в том, о чем шла речь. Вместо этого она решила опустить голову и веки и промолчать. И время от времени под потоком бурных слов, произносимых ее матерью, она довольствовалась тем, что на мгновение поднимала веки и сразу опускала их на изумленные глаза. Что же касается ответа, она так или иначе старалась не отвечать. И когда по окончании сотни вопросов, угроз и бурных восклицаний мать юницы почувствовала, что голос ее охрип, а горло отказывается производить дальнейшие звуки, она оставила дочь свою и в смятении вышла, чтобы отдать приказ произвести поиски по всему дворцу, дабы найти виновника причиненного ущерба. И слуги не заставили себя долго ждать, и через некоторое время поиски были произведены, и они напали на мой след, учуяв запах постороннего человека.

И они схватили меня и вывели из гарема и дворца; и, собрав множество дров, меня раздели и приготовились бросить в костер. И именно в этот момент ко мне подошли две старухи из колодца, и они сказали стражникам:

— Мы собираемся бросить в огонь этот сосуд с маслом и умаслить им тело этого злодея, чтобы огонь лучше лизал его и сжег все его члены, побыстрее избавив нас от этой беды.

И охрана не доставила им препятствий, скорее наоборот. И тогда две старухи вылили на мое тело кувшин, полный масла, о достоинствах которого они говорили мне ранее, и натерли им все мои конечности, не пропуская ни одной части тела моего. После этого охранники поместили меня в центр огромного костра, который они тут же и разожгли. И через несколько мгновений меня окружило бушующее пламя. Но облизывающие меня красные языки огня были мягче и свежее, чем ласка воды в садах Ирама Многоколонного. И я оставался с утра до вечера посреди этого пекла такой же невредимый, как в тот день, когда я вышел из чрева матери.

И вскоре джинны первого ранга, которые разжигали огонь и которые были уверены, что от меня остались одни кости, спросили своего хозяина, что делать с моим прахом. И их повелитель приказал взять мои кости и снова бросить их в огонь.

А царица при этом добавила:

— Но сначала вы все должны на них помочиться.

И в соответствии с этим приказом джинны потушили огонь, чтобы собрать мои кости и помочиться на них. Но они нашли меня улыбающимся и неповрежденным, в том состоянии, о котором я говорил.

При этом зрелище царь и царица джиннов первого ранга убедились в моей силе. И тогда они переменили свое отношение ко мне и решили, что теперь их долг в том, чтобы уважать такого выдающегося человека. И они сочли возможным выдать свою дочь за меня. И они подошли, взяли меня за руку, извинившись за свое поведение, и стали обращаться ко мне с большим уважением и сердечностью. И когда я открыл им, что я царь города Вакака, они возрадовались до пределов радости, благословляя судьбу, соединившую их дочь с благороднейшим из сыновей Адама. И они отпраздновали мою свадьбу с этим чудесным розовым созданием с большой пышностью и торжественностью.

Однако через несколько дней я почувствовал желание вернуться в свое царство, и я попросил разрешения отца жены моей уйти. И хотя ему и царице было больно расставаться со своей дочерью, они не захотели противодействовать моему желанию. И они приказали приготовить для нас золоченую колесницу, запряженную шестью парами воздушных джиннов, и преподнесли мне в качестве подарка огромное количество драгоценных камней, великолепных самоцветов. И после прощания и пожеланий благоденствия мы были перемещены в одно мгновение, достаточное для того, чтобы закрыть глаза и тут же открыть их, в мой город Вакак.