Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Клянусь Аллахом, о дядя мой, я не знаю теперь, где она! Я ходил туда много раз, но никак не мог найти ее!

Тогда мы отправились вдвоем на кладбище, и на этот раз, оглядываясь направо и налево, я узнал ту усыпальницу. И радость наша не имела пределов! Мы вошли в усыпальницу, разрыли землю, потом сняли дверцу и спустились на пятьдесят ступеней вниз. Но внизу лестницы все было скрыто в густом дыму.

Тогда дядя мой сказал слово, отнимающее страх у того, кто произносит его:

— Один Аллах Всевышний всемогущ и всесилен!

И мы смело пошли вперед и прошли в большую залу, наполненную мукой, крупой разных сортов и разными припасами и многими другими вещами. Посреди залы был балдахин с опущенными занавесями, за которыми скрывалось ложе. И дядя мой подошел и откинул занавеску и увидел на ложе своего сына в объятиях женщины, которая спустилась сюда вместе с ним. Но оба они совершенно почернели и обуглились, как будто их вытащили из огня.

Увидев их, дядя мой плюнул в лицо своему сыну и воскликнул:

— Ты заслужил это, о негодяй! И это только заслуженная кара в здешнем мире, а на том свете тебя ждет еще более ужасное возмездие!

И, говоря это, дядя мой снял туфлю и ударил ее подошвой по лицу[47] мертвого своего сына.

В эту минуту Шахерезада заметила приближение утра и остановилась, не желая злоупотреблять полученным разрешением.

А когда наступила

ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Мне довелось слышать, о счастливый царь, что саалук сказал, обращаясь к молодой девушке, в то время как все присутствовавшие, и между ними халиф и его визирь Джафар, слушали его:

— И вот когда дядя мой ударил подошвой туфли по лицу мертвого своего сына, я был крайне изумлен. И, глядя на обугленные тела сына моего дяди и молодой женщины, я опечалился и сказал:

— Ради Аллаха, дядя, облегчи страдания твоего сердца! Ибо сердце мое и все существо мое объято скорбью по поводу того, что случилось с твоим сыном! Но более всего печалит меня вид этих обугленных покойников и то, что ты, отец его, не довольствуясь этим, бьешь подошвой туфли твоего умершего сына!

Тогда дядя мой рассказал мне следующее:

— Знай, о сын моего брата! Знай, что сын мой с детства воспылал страстью к своей родной сестре. Я всеми средствами старался удалить его от нее, хотя в душе говорил себе: «Будь спокоен! Они еще так молоды!» Но я ошибся.

Как только они достигли зрелости, между ними произошло преступное сближение, и я узнал об этом. Я не вполне верил этому, но сделал строгое внушение сыну и сказал ему: «Берегись этих гнусных дел, которых никто не совершал до тебя и не совершит после тебя! Неужели же ты хочешь покрыть вечным позором наш царский род? И вестники на конях распространят наш позор по всему свету! Отрешись же от этого преступного чувства, если не хочешь, чтобы я проклял и казнил тебя!» После этого я принял самые строгие меры, чтобы прекратить всякое сообщение между ними. Но нужно думать, что эта подлая тварь уже не могла вырвать из своего сердца преступной любви к брату и сам шайтан укрепил их союз! И вот когда я удалил сестру от брата, сын мой, никому не говоря ни слова, принялся за устройство этого подземелья. И как видишь, он перенес сюда всякие припасы и все необходимое. И когда я уехал на охоту, он воспользовался моим отсутствием и увел ее сюда. Однако небесное правосудие не попустило такого позора и сожгло их обоих своим огнем! И еще страшнее будет возмездие на том свете!

Говоря это, дядя мой заплакал, и я тоже заплакал вместе с ним.

Потом он сказал мне:

— Теперь ты, о дитя мое, займешь его место и будешь моим сыном!

И я целый час раздумывал о делах сего мира, и между прочим о смерти моего отца, и о вероломном визире, завладевшем его престолом и лишившем меня глаза, и о том, что случилось с сыном моего дяди, и я дал волю своим слезам. Потом мы вышли из усыпальницы, опустили дверцу, засыпали ее землей и вернулись во дворец моего дяди.

Не успели мы присесть, как вдруг до нас донеслись воинственные звуки барабанов и труб; со всех сторон мчались воины на конях, и весь город был полон шума и смятения, и всюду поднималась пыль от ног лошадей. Мы были поражены, точно ударом грома, не зная причины этого переполоха. Наконец царь, дядя мой, осведомился об этом, и ему ответили:

— О царь! Визирь, убивший твоего брата, собрал все свое войско и поспешил сюда взять приступом твой город. И так как жители не могли сопротивляться ему, то они сдали ему город твой!

Услышав это, я сказал себе: «Разумеется, он убьет меня, если я попадусь в его руки».