Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О могучий ифрит! О непобедимый дух! Если бы эта женщина была преступна, как ты полагаешь, она пожелала бы видеть, как упадет моя отрубленная голова. Но она, наоборот, предпочла бросить из рук меч. Как же я могу решиться отрубить ей голову, тем более что я до этого дня никогда не видел ее? И знай, что я ни за что не решусь на такой поступок, хотя бы мне пришлось принять самую ужасную смерть!

Услыхав эти слова, ифрит воскликнул:

— О, теперь я убедился в том, что вы любите друг друга!

С этими словами он схватил меч и одним ударом отрубил молодой женщине руку; потом он отрубил ей другую руку, потом правую ногу и наконец левую ногу. Таким образом, он лишил ее четырех членов четырьмя ударами меча. И я видел все это собственными глазами и был уверен, что и меня ожидает такая же участь.

В эту минуту молодая женщина взглянула на меня и подмигнула мне. Но увы, ифрит заметил это и закричал:

— О негодная, ты совершила прелюбодеяние своим глазом!

И он ударил мечом по ее шее и отрубил ей голову. Потом он повернулся ко мне и сказал:

— О человек, знай, что наши законы разрешают и даже находят желательным убийство неверной жены. Знай же, что я похитил эту молодую женщину в день ее свадьбы, когда ей было только двенадцать лет и она еще не знала ни одного мужчины! Я унес ее сюда и через каждые десять дней приходил к ней в образе персиянина и проводил с нею целую ночь! И вот когда я узнал, что она изменила мне, я убил ее! Впрочем, она обманула меня только глазом, которым она подмигнула тебе. Что же касается тебя, то я не могу доказать твою виновность и поэтому не стану убивать тебя. Но все-таки я не убежден в твоей невинности, и, так как я не желаю, чтобы ты потом смеялся надо мною, я хочу наказать тебя. И я предоставляю тебе выбрать. Какого рода наказание ты предпочитаешь?

Тогда, о госпожа моя, у меня помутился рассудок от радости, что я избавился от смерти, и я стал умолять ифрита о помиловании.

Я сказал ему:

— О могучий ифрит, я не знаю, какое зло из всех зол мне следует выбрать, и предпочитаю не выбирать ни одного!

Тогда ифрит в гневе ударил ногою об землю и вскричал:

— Говорю тебе: выбирай! Какого животного предпочитаешь ты принять вид? Не хочешь ли ты, чтобы я превратил тебя в осла? Нет? Ну, тогда в собаку? Или, может быть, в мула? Или в ворона? Или лучше в обезьяну?

Но я на все отвечал отрицанием, обольщаясь надеждой, что он помилует меня, и сказал ему:

— Ради Аллаха, о повелитель мой Джорджирус, потомок могущественного Иблиса! Если ты помилуешь меня, и тебя помилует Аллах! Он наградит тебя за помилование доброго мусульманина, который не сделал тебе никакого зла! — И я продолжал умолять его, смиренно стоя перед ним, и наконец сказал ему: — Несправедливо осуждаешь ты меня!

Тогда он ответил:

— Довольно слов, иначе смерть тебе! Не злоупотребляй больше моей добротой, я должен околдовать тебя!

С этими словами он схватил меня и, рассекая своды и землю над нами, взлетел со мною на воздух и поднялся так высоко, что земля приняла вид чашки с водою. Потом он опустился на вершину горы, поставил меня на ноги, взял в руки горсть земли, произнес над ней какие-то непонятные для меня слова, потом, осыпав меня этой заколдованной землей, крикнул:

— Оставь свой человеческий образ и прими образ обезьяны!

И в тот же миг я превратился в обезьяну, в безобразнейшую обезьяну, которой было по меньшей мере сто лет! Когда я увидел себя в этом образе, я сначала почувствовал досаду и стал прыгать, да, я действительно прыгал, о госпожи мои! Но, видя, что это нисколько не помогает мне, я заплакал над своей судьбой и над всем, что случилось со мною. А ифрит засмеялся своим отвратительным смехом и исчез.

Тогда я предался размышлениям о несправедливости судьбы, так как я испытал на самом себе, что судьба не зависит от поступков человека.

Затем я начал спускаться вниз с вершины горы и спустился до ее подошвы. И я отправился в путь, проводя ночи под защитой деревьев, и шел я таким образом целый месяц, пока не добрался до берега Соленого моря. Тут я просидел около часу и наконец увидел вдали судно, которое мчалось к берегу, гонимое благоприятным ветром.

Тогда я спрятался за скалой и оставался там в ожидании. Но когда я увидел людей, которые бегали по судну взад и вперед, я ободрился и прыгнул в судно.

Тогда один из пассажиров крикнул:

— Прогоним скорее это безобразное существо, вид которого предвещает несчастье!

Другой сказал:

— Нет, лучше убьем его!

Тогда третий обнажил саблю и сказал:

— Вот я убью его этой саблей!

Тогда я заплакал и остановил рукой кончик сабли, и слезы лились градом из моих глаз.

И капитан сжалился надо мной и сказал:

— О купцы, эта обезьяна тронула меня своей мольбой, и я беру ее под свое покровительство! Прошу вас не гнать и не беспокоить ее. Потом он ласковым словом подозвал меня к себе, и я понимал все его слова. Тогда он сделал меня своим слугой, и я исполнял все его приказания и усердно служил ему.

Ветер благоприятствовал нам в течение пятидесяти дней, и мы пристали к большому городу, в котором было столько жителей, что один Всеведущий Аллах мог знать их число!