Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Как только мы пристали, к нашему судну приблизились мамелюки, посланные царем этого города. Они любезно поприветствовали купцов, пожелав им всякого благополучия, и сказали им:

— Наш царь шлет вам поздравление с благополучным прибытием, и он приказал нам передать вам этот свиток пергамента и сказал: «Пусть каждый из вас напишет на нем несколько строк наилучшим почерком!»

Тогда я в своем виде обезьяны подскочил к ним, вырвал у них из рук свиток пергамента и убежал с ним на другой конец судна. И все они испугались, полагая, что я хочу бросить его в море. И они начали кричать и хотели убить меня. Но я знаками показал, что я умею и хочу писать!

И капитан сказал им:

— Предоставьте ей писать! Если мы увидим, что она пишет только каракули, мы отнимем у нее свиток, если же окажется, что у нее красивый почерк, то я усыновлю ее. Клянусь Аллахом, никогда еще я не видел такой умной обезьяны!

И я взял калям[48], обмакнул его в чернила, стараясь, чтобы были смочены обе стороны пера, и начал писать следующие строчки четырьмя различными стилями, принятыми у арабов.

Деяние людей великодушныхДавно успело время указать,Но перечислить все дела благие,Что сделал ты, отчаялось оно!

Вслед за Аллахом только ты явилсяПрибежищем для всех людей земли,Воистину отцом благодеяний!Я говорю вам о его пере:Его перо!Прекраснейшее в мире,Родоначальник перьев на земле!Могущество его неизъяснимо!Оно его поставило в рядыПрославившихся мудростью ученых!

С его пера, что пять сжимают пальцев,Пять рек обильных по свету текут,Пять рек поэзии и красноречья!Я о его бессмертье вам скажу:Нет на земле писателей бессмертных,Но вечно все, что только пишет он!Итак, пускай перо твое здесь пишетЛишь то, чем мог бы возгордиться тыВ великий День восстания из мертвых!Коль ты свою чернильницу откроешь,

Пускай то будет только для того,Чтоб начертать целительные строкиДарящего отрадные слова!Но если ты дарить не в состоянье,Открой ее лишь ради красоты,Тогда причислен будешь ты к мудрейшимПисателям, что были на земле!

Первую строфу я написал стилем рика, вторую — райхан, третью — сулюсом, а четвертую — стилем мухаккак.

Написав эти строки, я передал свиток мамелюкам, и они пришли в неописуемый восторг; потом все купцы стали выводить буквы на папирусе один за другим, и, когда они закончили, мамелюки отправились со свитком к царю. Царь рассмотрел все написанное, но его удовлетворили только мои строфы, написанные четырьмя различными способами. Почерк мой, о госпожа, славился во всем мире еще в то время, когда я был сыном царя.

И царь сказал всем своим приближенным и невольникам:

— Идите к тому, кто написал эти стихи, и дайте ему эту почетную одежду, чтобы он облекся в нее; и пусть он сядет на лучшего из моих мулов и прибудет в мой дворец под звуки музыки и в сопровождении почетной свиты!

При этом повелении царя все присутствующие улыбнулись. Заметив это, царь рассердился и закричал:

— Как, я отдаю вам приказание, а вы смеетесь над ним?!

Тогда они ответили:

— О царь веков, мы никогда не осмелились бы рассмеяться над твоими словами! Но ты должен знать, что тот, кто написал эти прекрасные стихи, не человек, а обезьяна, и она принадлежит капитану судна, прибывшего к нам!

Царь страшно изумился этому чуду и, вне себя от восторга, воскликнул:

— Я хочу непременно приобрести эту обезьяну!

Затем он приказал всем своим приближенным отправиться на судно за обезьяной и взять с собой почетное платье и мула, говоря:

— Вы должны надеть на нее почетное платье, усадить ее на мула и привезти сюда!

И они отправились на судно и купили меня, предложив большую сумму капитану, который сначала не соглашался на это. И я простился с моим хозяином, стараясь выразить ему знаками, насколько опечален необходимостью расстаться с ним. Потом меня облекли в почетную одежду, усадили на мула, и мы все двинулись под мелодичные звуки инструментов этого города. И все население города смотрело с любопытством на это удивительное зрелище.