Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И они обрадовались и облобызали землю между рук султана. Потом они распорядились, чтобы погребальные обряды по их отцу продолжались в течение целого месяца; и только после этого они вступили в свою новую должность визиря. И каждый из них по очереди в течение недели исполнял обязанности визиря. Когда же султан уезжал куда-либо, он всегда брал с собой одного из братьев.

И вот в одну ночь среди других ночей, когда султан наутро следующего дня должен был уехать и очередь исправлять обязанности визиря на эту неделю выпадала на долю Шамзеддина, старшего из братьев, случилось так, что оба брата разговаривали о том и о другом, чтобы провести вечер. И во время разговора старший сказал младшему:

— О брат мой, я должен тебе сказать, что у меня есть намерение жениться, о чем мы оба давно уже мечтаем. И я желал бы, чтоб мы оба женились в одну и ту же ночь.

И Нуреддин отвечал ему:

— Поступай по своему желанию, о брат мой, ибо я готов следовать тебе во всем.

И когда они сговорились об этом между собой, Шамзеддин сказал Нуреддину:

— И когда мы с соизволения Аллаха вступим в союз с двумя молодыми девушками, и когда мы проспим с ними одну и ту же ночь, и когда обе они понесут с одного и того же дня, и — если будет на то воля Аллаха — они подарят нам в один и тот же день: твоя жена — мальчика, и моя жена — девочку, тогда мы поженим их, тем более что они ведь двоюродные!

Тогда Нуреддин отвечал:

— О брат мой, но что же ты думаешь потребовать от моего сына в качестве выкупа за то, что ты даешь ему свою дочь?

И Шамзеддин сказал:

— Я возьму с твоего сына как выкуп за мою дочь три тысячи золотых динариев, три фруктовых сада и три лучших в Египте деревни. И поистине, это еще будет очень мало в вознаграждение за мою дочь. И если молодой человек, твой сын, не пожелает принять эти условия, то между нами ничего и не состоится!

На это Нуреддин отвечал ему:

— Какой вздор! Что это, в самом деле, за выкуп, который хочешь ты потребовать от моего сына? Или ты забыл, что мы братья, и притом исполняем одну и ту же должность визиря? Вместо этого требования ты должен бы просто отдать свою дочь в дар моему сыну, даже и не думая спрашивать его о каком бы то ни было выкупе. И кроме того, разве ты не знаешь, что мужчина всегда стоит больше, чем женщина? И вот мой сын — мужчина, а ты требуешь выкуп, который должна бы по-настоящему внести сама дочь твоя! Ты поступаешь, как тот купец, который, не желая уступить своего товара, начинает для отвода покупателя вчетверо повышать на него цену.

Тогда Шамзеддин сказал ему:

— Я хорошо вижу, что ты в самом деле воображаешь, будто твой сын более знатен, чем моя дочь. И это доказывает мне, что у тебя не хватает ни разума, ни здравого смысла, ни даже просто благодарности. Ибо, говоря о должности визиря, ты совершенно забыл, что только мне одному обязан ты своим высоким положением, и если я приобщил тебя к себе, то это просто из жалости к тебе и чтобы ты помогал мне в моих трудах. Но пусть будет по-твоему! Ты можешь говорить, что тебе угодно! Что же касается меня, то с того времени, как ты заговорил таким образом, я не могу выдать свою дочь за твоего сына, хотя бы и за равный вес золота!

Нуреддин же был очень оскорблен этими словами и сказал:

— Да и я не желаю женить своего сына на твоей дочери!

А Шамзеддин отвечал:

— Конечно! Пусть будет так! Но теперь, поскольку я завтра уезжаю вместе с султаном, я не могу ничего сделать, чтобы дать тебе почувствовать все неприличие твоих слов. Однако потом ты сам увидишь, что будет. По моем возвращении, если Аллаху будет угодно, произойдет то, что произойдет.

Тогда Нуреддин удалился, весьма огорченный этим разговором, и лег спать, весь поглощаемый своими печальными мыслями.

На следующий день утром султан в сопровождении визиря Шамзеддина выехал в путь и направился к Нилу. Переехав его на судне, он прибыл в Гезиру, а оттуда поехал в сторону пирамид.

Что же касается Нуреддина, то после того, как он провел эту ночь в очень дурном настроении духа по причине случившегося между ним и его братом, он поднялся рано утром, свершил омовение и прочитал первую утреннюю молитву; потом он направился к своему шкафу, взял из него сумку и наполнил ее золотом, не переставая думать о презрительных словах брата и о своем унижении, и он вспомнил и произнес при этом следующие строки: