– Все еще игра, Лян?
– Меня продали, – тихо произнес он, – меня женят на невесте друга, только что убитого на поле боя. Мой отец – командир, который контролировал первый брачный договор, и он договорился, что я женюсь вместо друга.
Чжу отступила назад, в коридор. У Ляна сжалось сердце.
– Нет, – шепнула она. – Разорви договор!
Они оба знали, что это невозможно, – в конце концов, именно для этого они были рождены. Солдаты – прежде всего.
– Я люблю тебя, Чжу, – его голос шуршал, как шелуха. – Всегда буду любить, что бы ни случилось.
Она начала отодвигаться, и ему захотелось рывком вернуть ее обратно, он хотел получить то, чего получить не мог.
– Лян, я… – ее раскрасневшиеся щеки были мокрыми, когда она повернулась и бросилась бежать. – Прощай!
Только когда прошло очень много мгновений после ее ухода, он смог опять пошевелиться.
В конце той же недели, в утро его свадьбы, – когда Юйао объявил конец перемирия с Шанъюй и пообещал немедленно начать вторжение, когда Лян поправлял перед зеркалом галстук из выцветшего шелка, когда-то принадлежавший его отцу, и старался не думать и ничего не чувствовать, – у его двери оставили письмо.
Чжу мертва.
Новая инфекция. Эта болезнь начиналась лихорадкой и заканчивалась тем, что плоть от прикосновения рассыпалась в пепел.
Болезнь убила ее так же быстро, как клинок.
Ее лучший друг должен знать, писали ее родители, передавая предсмертные слова дочери, чтобы ему не пришлось гадать. Она оставила ему записку, писали они, и Лян дрожащими руками вскрыл приложенное письмо и впитывал ее слова глазами, полными боли.
«Я люблю тебя, Лян.
Мы найдем друг друга снова, когда война закончится.
Бабочки не подчиняются гравитации, и, может быть, они способны так же не подчиниться смерти».
Мир закачался, когда образ Чжу, какой он видел ее в последний раз, – бледной под румянцем, со слишком блестящими глазами, – промелькнул перед ним. Письмо полетело на пол, а Лян, пошатываясь, выбрался из дома и пошел по дороге, в глубину давно опустошенного города. Его сердце превратилось в труху и разлетелось в щепки; его мысли сплелись в узел горя.
Он не слышал громыхания несущихся боевых танков (
Лян мимоходом подумал, не заболел ли он тоже. Возможно, их с Чжу прощальный поцелуй нес в себе нечто большее, чем любовь, отчаяние и желание того, что не могло осуществиться. Может быть, это объясняет, почему у него так болит в груди, будто он задыхается от лихорадки? Почему у него болят глаза, когда он осматривает улицы и не видит ничего, кроме нее?
«Чжу, я люблю тебя! Пожалуйста, скажи мне, что это просто обман!»
Он добрался до старого храма – разрушенного войной, с наполовину снесенной крышей, с простреленными навылет стенами и окнами, – и пробрался внутрь. Руками, снова ставшими неуклюжими, –
Когда Лян нашел ее, его тихий крик зазвенел в воздухе, как уродливая пародия на свадебные колокола, ради которых он надел свой поношенный костюм и старый шелковый галстук. Он медленно и осторожно заполз в кольцо из ее давно окоченевших рук.
Губы Чжу рассыпались в пепел под его губами. Хлопья проникли в горло Ляна, засыпали его сердце, и оно перестало биться, и тоже превратилось в пепел.
Снаружи группка детей бежала домой, чтобы спрятаться от нападения Юйао. Они остановились на бегу, когда струйка дыма начала подниматься над разверстой крышей храма. Дети благоговейно молчали, глядя, как две струйки дыма поднимаются все выше и переплетаются, они показывали руками вверх.
Пара серебристых бабочек, образованных двумя струйками пепла, танцуя, взлетала вверх, в небо.
Послесловие автора
Бабочки-влюбленные