У Лаки

– Для понимания, семья не помогала ему финансово, потому что он потратил ту сумму в Сиднее?

– Ох, да не знаю я. Это было задолго до того, как мы встретились. Помню, что Иэн вернулся в Лондон без гроша в кармане. С того момента, полагаю, семья опасалась, что он промотает все. Поэтому они обезопасили себя, отказавшись с ним общаться. Будь его брат или сестра живы, можно было бы спросить у них. Хотя, скорее всего, они тебе ничего бы не сказали. Ужасные люди.

– Он поссорился с семьей из-за растраты наследства?

– Нет, на это было много причин. Асквиты были весьма преуспевающими людьми, а он – нет. Он мог быть неприятным. У каждого семейного разногласия много источников. Такое не случается и-за одного события. По крайней мере, так было в моем случае и в случае Иэна.

– Деньги, мам. Про них ты мне тоже ничего не говорила!

– Если честно, Эмили, – Хайди тяжело вздохнула, – я не рассказывала тебе про поэму или пьесу, которую он написал, и про то, что он безответственно относился к деньгам, потому что в этом нет ничего удивительного для молодого человека. У него еще была большая родинка рядом с соском.

– Потерянная им сумма может быть весьма значима.

– Каким образом? Это могла быть ничтожная сумма.

На улице было почти темно. Полосы красного неба отодвинулись на десятый день пребывания Эмили в Сиднее. Она позвонила Лаки и, извинившись, сказала, что не может завтра присутствовать на записи, ей нужно быть в другом месте. Объяснит позже, некогда говорить. И попрощалась, не дав ему возможности вставить слово. Если потребуется, она сможет описать события на «Колесе фортуны», и не присутствуя там, и не играя по правилам лжеца Лаки. Он не был с ней честен. Все, что она просила, это правду об отце и факты о франшизе.

Ложь, молчание, вытеснение. Ей нужен был чистый воздух. Ей нужен был кто-то откровенный.

2002

1

День настал.

Неглубокая раковина в ванной Лаки была небесно-голубой и выступала из стены, как выдвижной ящик, мыльница когда-то служила масленкой в ресторане в Стэнморе. Лаки предпочитал небольшие зеркала, которых, впрочем, хватало, чтобы видеть голову и шею. Ему не нравились ванные комнаты, где зеркало занимало половину стены и можно было увидеть себя со всех сторон. В современном дизайне, где ты сам был его частью. Он брился медленно, делая паузы, чтобы помассировать кожу и проверить, нет ли порезов. С определенного возраста щетина и борода не шли Лаки, и он тщательно брился каждое утро. Теперь Лаки регулярно стриг волосы, не позволяя больше кудрям отрастать. Потому что теперь они не говорили о молодости, музыке и классических статуях. Теперь растрепанные волосы сигнализировали о пренебрежении к себе и заблуждениях. Все, что Лаки мог с этим поделать, – старался каждое утро выглядеть опрятно. Будут ли гримеры «Колеса фортуны» много работать с ним?

Звонок телефона прервал тщеславные мысли. Его номер был указан в телефонном справочнике: он позволял прошлому настигать его здесь, в съемной квартире. Это мог быть кто угодно: кто-то, решивший поболтать, Эмили, продюсер «Колеса фортуны» или работник кредитного отдела, пересмотревший прежние заявки.

Джоанна Мэтфилд представилась и объяснила, что Генри Мэтфилд был ее сыном. Она выдержала паузу после его имени. В это мгновение многие люди уходили прочь, вешали трубку. Лаки тут же вспомнил, как она выглядела в суде – чуть вытянутая фигура, напряженная походка, словно ноги были сломаны, короткие черные волосы. В то время он смотрел на нее так, словно она знала ответы.

– Мне звонила журналистка, – сказала Джоанна. – Пишет для журнала «Нью-Йоркер».

– Мне нравится Эмили, – отозвался Лаки. – Вы дали интервью?

– После той стрельбы наш адвокат советовал мне и моему мужу Адаму не общаться ни с вами, ни с семьями погибших, ни со средствами массовой информации. Но Адам умер несколько лет назад. Я бы хотела публично рассказать о том, что произошло. Никаких больше тайн. Я хочу извиниться перед теми, кто потерял близких в кафе.

– Я полностью доверяю Эмили.

Он бы хотел услышать эту беседу, сидеть между Джоанной и Эмили. У него тоже были вопросы. Генри ведь и его жизнь изувечил. Не будь Генри, кафе все еще могло бы работать, а те люди – жить. София могла быть управляющей. Все этот могло бы принадлежать ей.

– Семьи жертв злятся на вас? Они выходили на связь? – спросил Лаки.

– У семей жертв есть полное право на все те чувства, что они испытывают ко мне, – ответила Джоанна. – Они пережили самое ужасное.

– Что вы можете рассказать про сына?

– Генри считал, что мир ему обязан. Многие так считают, но у него это дошло до крайности. Это правда, что в некотором роде мы ему в этом помогали.

– Что вы имеете в виду?