У ворот Петрограда (1919–1920)

Действительно, в Финляндии в те дни, т. е. в начале успешных действий Северо-Западной армии, настроение стало явно «интервенционистское», к этому склонялось и дотоле осторожное правительство, не говоря уже о военных кругах. Даже социал-демократическая партия, ввиду демократической программы Северо-Западного правительства, уже не высказывалось так решительно против вооруженного выступления Финляндии и обещала было соблюдать в этом случае нейтралитет. В общем, в те дни в Финляндии вопрос об интервенции уже дебатировался только с точки зрения финансовой, с принципиальной же стороны все было готово к выступлению. Финляндское правительство, например, считало, что продолжительность его участия в военных действиях будет не меньше двух месяцев, ибо недостаточно только «взять» Петроград, а надо еще его удержать против возможных контрнаступлений большевиков, в случае если бы они после первого замешательства вновь оправились, а Деникин, сидевший тогда в Орле, почему-либо не подоспел к Москве. Содержание же армии численностью в 40–50 000 человек в течение двух месяцев потребует не менее 50 миллионов французских франков, которые, конечно, должны быть уплачены русскими. Другое условие Финляндии заключалось в том, чтобы союзники гарантировали им полное возмещение того количества оружия, боевых припасов и снабжения, которое будет израсходовано ими на поддержку Северо-Западной армии.

В таком состоянии умов в Гельсингфорсе получилась «бумажка» Юденича. Получился конфуз, финляндцы не знали, что ответить и вообще отвечать ли. Тогда-то, как мы уже отметили, министры Северо-Западного правительства бросились в Гельсингфорс, причем в задачи социал-демократа Горна входила специальная задача «обработать» в соответствующем направлении финскую социал-демократическую партию. В Гельсингфорсе они взяли быка за рога – тем более что там чуть ли не каждую минуту ждали известия с границы об оставлении Петрограда большевиками, и однажды – помнится – правительственный радиотелеграф уже успел даже официально сообщить о занятии Петрограда передовыми отрядами Северо-Западной армии, причем известие это было передано немедленно также союзным посланникам в Гельсингфорсе, которые, разумеется, тотчас протелеграфировали о том своим правительствам.

Начались оживленные технические переговоры. В отношении финансов был придуман способ, по которому те 50 миллионов франков, которые понадобятся Финляндии для ведения операции и которых у Северо-Западного правительства нет, были бы гарантированы Парижем.

В те дни оживленных переговоров с финляндцами в Гельсингфорсе разыгрался следующий крайне характерный для нашей отечественной черной сотни инцидент. Члены Северо-Западного правительства, «эффекта ради», вздумали устроить в залах «Societetshuset» торжественный прием для финляндского правительства, видных представителей общественности и союзников. Финляндский кабинет явился im plenum[27]

, но увы – все русское «общество», весь юденический «генералитет», все то, что раньше составляло или группировалось вокруг покойного Политического совещания, блистало полным отсутствием, за исключением, если не ошибаюсь, И. Вл. Гессена, Лидии Яворской, К. А. Арабажина и некоторых других членов бывшей оппозиции.

Однако затянулся и ход переговоров о 50 миллионах и о гарантиях союзников по обязательному возмещению оружия и припасов. А тем временем Северо-Западная армия уже успела понести поражение под Петроградом и стала отступать. Министры вернулись в Ревель…

Но возвращаясь к вопросу о «дипломатии» Северо-Западного правительства, необходимо отметить, что в этой единственно открытой для него области оно столь же мало могло успеть, как и в других забронированных Юденичем «ведомствах». Ставка на Эстонию, как мы уже видели, была несложна: было ясно, что если только Северо-Западная армия не будет готова к наступлению в начале октября или если первый фазис операции не даст положительных результатов, то ни какие договоры и конвенции, хотя бы тысячу раз подписанные и скрепленные, не заставят эстонцев бросить свою армию на помощь Северо-Западным войскам.