У ворот Петрограда (1919–1920)

Связей же с финляндской печатью (финской и шведской) Политическое совещание совершенно не поддерживало; ее вообще боялись, особенно же демократических и социалистических газет, которые, по выражению А. В. Карташева, «в лучшем случае могли только навредить» делу создания определенного настроения в Финляндии в пользу военной помощи русским…

Сейм, только что избранный, в котором число социальных депутатов превышало две трети общего состава, в глазах Политического совещания тоже почти не существовал. Зато все внимание уделялось правительству, точнее, отдельным его членам, как например военному министру, – словно в парламентарно управляемой республиканской Финляндии вопрос о вооруженной помощи Юденичу может зависеть исключительно от того самого Маннергейма, а не от совокупности всех политических, экономических и моральных факторов данной эпохи.

Но и с этими кругами «контакт» тоже долго не налаживался: финляндцы не доверяли ни Юденичу, ни его политическим сотрудникам из Совещания. И когда наконец при содействии некоторых внешних факторов связь установилась и обе стороны приступили к обсуждению конкретных вопросов дня, то оказалось, что и у самого Юденича рыльце в пуху в отношении безусловного признания независимости Финляндии. Но этот факт так ловко был забронирован, что финлянды, при своем неумении составлять международные договоры и конвенции, долго не отдавали себе отчета в его существовании, а только инстинктом его улавливали.

Так, например, в проекте договора с Финляндией, выработанного Совещанием, в статье первой говорилось: «Положение Финляндии в качестве суверенного государства признается без всяких оговорок и ограничений, как совершившийся факт».

Казалось бы – все хорошо. Но читайте, что по этому же поводу писали через два-три месяца члены Совещания в своем упомянутом выше «Заявлении», и вы увидите, что в их мысли оговорки все-таки были.

«Ибо мы по совести, – говорится в этом документе, – могли сказать финляндскому правительству, что дореволюционная политика официальной России в финляндском вопросе не имела корней в русских народных массах, что в сознании русского народа, наоборот, с давнего времени сложилось и твердо укоренилось воззрение на Финляндию как на самостоятельную окраину России, обособленную и в культурном, и в бытовом, и в правовом отношении, и связанную с Империей, в состав которой она входила лишь личной унией, что право Финляндии на территорию, дающую выход к зимнему порту у Ледовитого океана, основано на неоспоримом правовом акте и что в силу всего этого, насколько возможно политическое Предвидение, мы не сомневаемся в том решении русско-финляндскиого вопроса, которое примет всероссийское Учредительное собрание».

Значит – опять колчаковская «санкция» Учредительным собранием! Вопрос, стало быть, в окончательном виде еще не ликвидирован, а потребуется еще решение Учредительного собрания, т. е. то, на что Омское правительство указывало в своей ответной ноте союзникам.

И – имейте в виду: эта «декларация» была выпущена Карташевым и Кузьминым-Караваевым в самом Гельсингфорсе, где требовалась сугубая осторожность выражений, да еще в сентябре месяце, когда Юденич еще мог рассчитывать и действительно рассчитывал на вооруженную помощь Финляндии в самом близком будущем.

В конце концов финляндцы спохватились и договора не подписали. Они, в сущности, прислушались не столько к тому, что говорило Политическое совещание Юденича, сколько ветер оговорок и ограничений.

* * *

Параллельно с переговорами в Гельсингфорсе Политическое совещание сделало попытку договориться и с Эстонией. Был июль месяц. Положение Северного корпуса явно ухудшалось, майские успехи, достигнутые при налете Родзянко на окрестности Петрограда, один за другим ликвидировались. Ямбург пришлось вновь отдать большевикам, к Пскову же, где на троне восседал знаменитый «батька» Булак-Балахович, коммунистическое командование подтягивало значительные силы, и город каждую минуту мог пасть. Настроение в войсках было подавленное, оружие и снабжение от союзников не поступали, среди населения освобожденной территории царило острое недовольство «порядками», заведенными как военным командованием, так и «главноначальствующим по гражданской части», которого поставило Политическое совещание.

Рядом с этим в самой Эстонии, с которой фронт Северо-Западной армии был неразрывно связан, все свидетельствовало о том, что государственный аппарат там постепенно налаживается и упрочивается: Ревель перестал напоминать город, который еще несколько месяцев тому назад находился во владении большевиков.