У ворот Петрограда (1919–1920)

«Ну и устроили: фонарные столбы, увешанные людьми, обыски, аресты, вымогательства, приказы № 10 и № 113, восстановившие помещика в деревне, расстрелы без суда и следствия, переполненные тюрьмы с бог весть за что сидевшими людьми, почти полное упразднение гражданской юстиции – всего не вспомнишь, да и не хочется вспоминать как скверный сон.

Массы первоначально присматривались, выжидали, а потом… отвернулись. Отвернулись, потому что «белые не лучше, а, пожалуй, и хуже красных». Тыл начал разваливаться, за них стал разваливаться фронт…

Все, кто искренно, без всяких задних мыслей ищет виновников падения «Псковщины», тот неминуемо должен будет пойти к следующему выводу: «Псковщина» пала в силу того, что устройство тыла шло без участия народных масс, с одной стороны, и исключительно через военные власти – с другой.

* * *

Итак, в падении «Псковщины» виновата система организации тыла, а значит виноваты и творцы этой системы: имена их будут названы историей…»

Таковы были условия в «районе оккупации» Булак-Балаховича. Их результаты не замедлили сказаться: единственный крупный городской центр Северо-Западной области, на который были возложены надежды вновь создавшегося правительства по части дальнейшего военного и политического строительства, опять перешел к большевикам.

Но еще до того, точнее, уже через несколько дней после своего образования, Северо-Западное правительство, и не только оно, но и некоторые трезво смотревшие на вещи военные круги стали напирать на Юденича в смысле необходимости устранения Булак-Балаховича. Форма, в которой это устранение вскоре последовало, лишний раз показывает, с одной стороны, насколько «мифична» была до тех пор власть главнокомандующего, а с другой, как тлетворны были «традиции» Северо-Западной армии и какую роковую роль им суждено было сыграть в решающий момент похода на Петроград.

Вот что рассказывал об этом эпизоде сам Юденич:

«В 20-х числах сего месяца генерал Арсеньев должен был совершить поездку в Гельсингфорс, и вследствие этого генерал-майор Балахович временно был назначен мною командиром Корпуса. Так как, вопреки ожиданиям, предполагаемая поездка генерала Арсеньева не состоялась, то генерал-лейтенант Арсеньев и должен был вернуться в Псков и вступить вновь в командование Корпусом.

Я одновременно получил документальные данные, что чины Штаба генерал-майора Балаховича и чины его личной сотни занимались разбоями, грабежом, вымогательством и печатанием фальшивых денег. Так как генерал-майор Балахович не принимал никаких мер против этих преступных лиц, то я отдал распоряжение об аресте виновных. Производство этого ареста было возложено на командира 3-го Стрелкового Талабского полка полковника Пермикина.

В ночь с 22 на 23 августа полковник Пермикин, выполняя мое поручение, арестовал семь человек из Штаба и разоружил личную сотню генерал-майора Балаховича. Аресты совершались без сопротивления со стороны арестуемых, но три чина, против которых имелись очень серьезные улики, скрылись. С генерал-майора Балаховича полковник Пермикин взял честное слово, что он не оставит своего жилища до тех пор, пока я не приеду. Генерал-майор Балахович дал честное слово.

По моем приезде полковник Пермикин доложил мне о произведенных им арестах. Я отдал приказание, чтобы генерал-майор Балахович явился ко мне, но это приказание уже не застало его дома. Между тем поступило донесение, что генерал-майор Балахович вышел из дому и разъезжал по городу. Оказалось, что генерал-майор Балахович заявил прапорщику гражданину Шувалову, оставленному при нем, что полковник Пермикин разрешил ему проститься с войсками. Не допуская, что генерал может сказать неправду, гражданин Шувалов не считал возможным ему не доверять и поэтому согласился сопровождать его в поездке по городу. Встречаясь с воинскими частями, генерал-майор Балахович говорил с ними, увещая их служить и сражаться храбро. Затем генерал-майор Балахович выехал за город и приказал гражданину Шувалову, сопровождавшему его, направиться назад в город. Сам же генерал Балахович отказался вернуться.

За генералом Балаховичем был послан в автомобиле его родной брат, подполковник, которому не удалось нагнать его. Посланные другим путем за ним разъезды, чтобы передать ему мое приказание вернуться, нагнали генерала, но приблизиться к нему не могли, так как генерал-майор Балахович стал угрожать открытием огня и громко заявил, что он ничьих приказаний не исполняет и никого не признает. Разъезды вернулись, так как им было приказано не свершать никакого насилия.

Вечером 23 августа генерал-майор Балахович прислал мне угрожающую записку такого содержания, что если будут расстреляны чины его штаба, то он повесит всех тех, кто разоружал войска, действующие против большевиков.