Убийство к чаю

Теперь он перевёл свои сверкающие голубые гипнотические глаза на меня. Его голос был не громче дуновения ветра, когда он признался:

– Это сделал я.

Как камень, падающий в пучину с выдолбленной морем скалы, я плюхнулась в винно-красное кожаное кресло. Когда дурное предчувствие оказывается оправданным, это выбивает из колеи. Мысли помчались наперегонки, а сердце забилось неровными скачками. Симпатия, страх, неуверенность, ужас, доверие, паника – всё это вело во мне ожесточённую борьбу.

– Не делай неправильных выводов, Эми! – С лицом белым как мел Финн подошёл ко мне. Он попытался взять меня за руку, но я непроизвольно отшатнулась. В следующий миг Перси втиснулся передо мной, защищая. Он тихо, но очень угрожающе заворчал. Финн тут же отпустил меня и отступил, подняв руки.

– Окей, я знаю, что это преступление, и поэтому чувствую себя довольно жалко, но у меня были на то основания. Я не мог не сделать этого. Пожалуйста, позволь мне объяснить.

Я даже не знала, что чувствовать. Как я могла понять, что ответить на его просьбу?

Я молчала, а он медленно отступал, пока не наткнулся спиной на край письменного стола.

– Просто выслушай меня!

Неспособная говорить, я молча кивнула. Финн глубоко вдохнул и начал. Получился длинный и подробный рассказ.

Как выяснилось, я верно догадалась о многих событиях в его истории. Финн подделал письмо в Академию. Потому что Рубиния Редклифф, несмотря на постоянные обещания, из раза в раз откладывала написание рекомендации. Испугавшись, что она пропустит крайний срок подачи заявлений на следующий семестр, после одного из занятий музыкой он украл у неё лист писчей бумаги, написал письмо и подделал её подпись.

– Я знаю, что это был глупый поступок! Полное сумасшествие. Но тогда это казалось мне действительно хорошей идеей, – объяснял Финн, отчаянно ероша свои светлые волосы. – Я так мечтал о поступлении и не хотел терять целый год только потому, что она пропустит срок рекомендации. Я исходил из того, что она собирается помочь мне. И тогда вся эта история с подделкой оказалась бы не так плоха. Конечно, рано или поздно она всплыла бы. Так или иначе. Но я решил, мы однажды просто посмеёмся над этим. Я даже представить себе не мог, что миссис Редклифф и не собиралась писать для меня рекомендательное письмо. К такому повороту я был не готов!

Я молчала.

Даже в том, чем в конце концов обернулось дело, я оказалась права.

Письмо из Академии в пятницу сработало, как пусковой механизм. Пока я тренировала гаммы, Рубиния ругала Финна по телефону.

– Она кричала, что собирается написать правду в Академию, поговорить с моими родителями и дать объявление в газете, – сообщил Финн глухим голосом, опустив голову и плечи. – Но она собиралась дождаться празднования пятисотлетия. Это было великодушно с её стороны. Вероятно, она не хотела портить моим родителям праздник. Но я переживал, что именно там она и собиралась всё рассказать. Поэтому я даже не решился играть перед публикой. Позже я всё же передумал. «Поговори с ней ещё раз! По крайней мере, попробуй», – сказал я себе и пробрался на праздник. Сначала я понаблюдал за нею…

Ага! Поэтому я и видела его васильково-синюю толстовку в лавровишне, пока Рубиния Редклифф стреляла в тире!

– Я хотел дождаться подходящего момента. Я хотел поговорить с ней наедине. Это и привело к спору в лабиринте. Я умолял её понять меня и пытался всё объяснить. Но она даже не слушала меня. Она только сказала, что я стал её крупнейшим разочарованием и слишком далеко зашёл, что письмо в Академию она уже написала и собиралась отправить его в понедельник. Я чувствовал себя ужасно! Я погрузился в отчаяние. Мне было так стыдно. Мои родители всё-таки так гордились мной… Какое-то время я просто бесцельно бродил вокруг. Потом случай привёл меня в Бухту контрабандиста, и там я увидел её. «Хуже быть просто не может», – сказал я себе и стал спускаться, чтобы ещё раз попробовать обратиться к её человечности. Но когда я спустился… она уже… она уже была мертва!

Финн глубоко вдохнул. Я жевала нижнюю губу и всё ещё не знала, что ответить. Гнетуще долго стояла мёртвая тишина.

– А что насчёт печенья? – наконец тихо спросила я. – Это ведь твоё, не так ли?

– Да. Я купил его в прошлые выходные в Лондоне.

Он оттолкнулся от письменного стола и подошёл, с руками глубоко в карманах джинсов, к одной из больших двустворчатых дверей. Его взгляд блуждал по парку рядом с поместьем.

– Из-за всей этой истории мой желудок как будто сжался. Я просто не мог ничего есть. При этом мне было очень плохо. Поэтому я взял с собой печенье. Но я не съел ни кусочка. Когда я подошёл к миссис Редклифф, и мне стало ясно, что она… что она мертва, упаковка выскользнула из моей руки и упала на песок. Угощение для чаек.

Хорошо, что он стоял ко мне спиной, потому что иначе мне не помогло бы всё моё жалкое мужество, собранное с таким трудом. Иначе я никогда бы не посмела сказать то, что я должна была сказать именно сейчас, чтобы эти слова перестали душить меня.

– Бабушка думает, что Рубинию Редклифф убили. И именно… этим печеньем.