Убийство на Дворянской

– Я решить немного… как это по-русски. – Он открыл принесенную им книгу и начал ее листать, но не найдя нужное слово, недовольно щелкнул в воздухе пальцами. – Немного… take a nap… Спать, it seems to me.

– Вздремнуть, что ли?

– O, yes, yes, вздремнуть… Из комнат я выходить, когда в доме начать кричать об убийстве мистер Водошников.

– Вы как к нему, между прочим, относились?

–Well, он быть интересний человек, хотя и… как это звучать по-русски… unrestrained…

– Несдержанный?

– O, yes, нисдержанний… часто раздражаться, скандалить с семьей и знакомый.

– А скажите-ка мне, милейший, покидали ли вы дом до приезда полиции?

– No. Я сидеть у себя в комнат и писать письмо на родина.

Хитрово-Квашнину показалось, что иностранец слишком быстро ответил на заданный вопрос, а в его взгляде как будто мелькнул легкий испуг.

– Не скоро же письмо доберется до берегов Великобритании! Сначала оно прокатится почтовым дилижансом до Москвы, оттуда – до Петербурга.

– Yes, а что вы приказать делать?

– Ничего не сделаешь, верно… На этом пока все, мистер Эддингтон… Да, позвольте взглянуть на вашу книжицу… Вот как, «Руководство для английских путешественников в России», 1829 год, Москва… Хм-м, издана в прошлом году. Любопытно… И как, есть ли польза от сего справочника?

– Englishman без этого в России… как без… well… без рук.

Хитрово-Квашнин улыбнулся.

– Ну, хорошо, коли так. Вы свободны. Да, будьте любезны, пригласите сюда Евпраксию Елисеевну.

Козловская помещица вскоре осторожно вошла в гостиную короткими шажками и остановилась посреди комнаты.

– Евпраксия Елисеевна, смелее, присаживайтесь – сказал Хитрово-Квашнин, вооружаясь карандашом.

Дама опустилась в кресло и мелко перекрестилась.

– Итак, как вы относились к покойному Водошникову?

– Скажу без утайки, плохо. Иннокентий не умел дарить людям настроение. Он был горяч, часто терял самообладание, иногда в своей резкости заходил так далеко, что у нас, я имею в виду себя и Амалию, слезы наворачивались на глаза. Даже Аделаида, к которой он относился с некоторой симпатией, падала духом от вспышек его гнева.

– Он заходил настолько далеко, что хотелось взять в руку нож и…

Сотинская вздрогнула, и в очах ее блеснули яркие огоньки.

– В такие минуты я ненавидела Водошникова… Но это была лишь реакция на его грубость. Мысль об убийстве никогда не приходила мне в голову.

– Из-за чего его убили, по-вашему? Кто-то отомстил ему за унижения и заодно очистил сейф, или мы имеем дело с банальной жаждой наживы?

– Надеюсь, вы разрешите этот вопрос.

– М-да, резонно. Ну, давайте вспомним, где вы были и чем занимались сегодня около одиннадцати часов.

Дворянка поправила прическу и, cобравшись с мыслями, немного нахмурив лоб, сказала:

– Мы с сыном были в саду. Бродили по усыпанным речным песком дорожкам, отдыхали на лавочке в тени вишен. После утренней прохлады на короткое время проглянуло солнышко, бабочки запорхали, запели птицы. Словом, в саду было чудесно.

– Сын все время находился с вами?

– Да… Хотя погодите, он отлучился, чтобы нарвать гортензий для Оленьки.

– Когда?

– Около одиннадцати.

– Как долго он отсутствовал?

Вдова вздрогнула и подняла удивленный взгляд на расследователя.

– Уж не думайте ли вы, что мой сын…

Хитрово-Квашнин покачал головой и коснулся руки дворянки.

– Любезная Евпраксия Елисеевна, на данный момент я далек от мысли винить, кого бы то ни было. Мне просто нужна ясность.

– Его не было минут пять-семь, не больше.

– Хм-м… Когда же вы ушли из сада?

– Где-то в четверть двенадцатого… В диванной мы встретили Андреева, поговорили с ним, затем прошлись с Аделей до Соборной площади. Вернулась я в полдень, когда дом всполошило известие об этом несчастье, этом страшном убийстве.

Хитрово-Квашнин попыхтел трубкой. Снаружи послышался собачий вой, да такой заунывный и тревожный, что ему стало не по себе.

– От скуки собаки так не воют, не к добру это… Так, а ваши родственники, сестры, племянники, не выглядел кто-либо из них взволнованным, обеспокоенным?

– Нет, они вели себя как обычно.

– Хм-м… Вы сказали, что вместе с младшей сестрой прогулялись до Соборной площади. Что было потом?

– Аделя пошла на почту, а я – в собор, чтобы помолиться и подать записки о здравии и упокоении.

– Благое дело… Что ж, можете идти. Да, пригласите сюда младшую сестру.

Аделаида Аристова впорхнула в гостиную, привнеся с собой тонкий аромат дорогих духов. Прошелестев своим полупрозрачным платьем, она уселась в кресло и проговорила:

– Я к вашим услугам, сударь.

– Благодарю… Аделаида Елисеевна, хозяйка дома обмолвилась об изматывающей судебной тяжбе по вашему имению.

– Все, слава Богу, в прошлом. В результате долгой волокиты дом присудили мне, а большая часть имения в Екатериновке перешла во владение деверя. Фу, отвратительный человек! Так бы и щелкнула его по носу! Радует то, что свою законную часть, я продала этому подлецу втридорога.

– Теперь перейдем к делу, которое беспокоит всех нас. Я об убийстве… Cкажите, вам не жаль Иннокентия Власыча? Ведь вы были у него на особом счету, вас он старался не задевать.