– Мне скромничать? Это почему же?.. Я еще не все сказал. В частности, насчет нашей серпуховской тетушки. Привыкла изображать из себя невинную овечку, но ведь это только видимость. Аделаида уже давно другая. Из-за денег, коих у нее большая недостача вследствие судебных тяжб и любовных увлечений, она вполне могла совершить убийство!
Аристова в недоумении пожала плечами, в ее голубых глазах появилось выражение обиды, смешанное со злостью и досадой.
– Николай, у тебя с головой все в порядке? Несешь всякую ахинею! Мне пришлось истратиться, это правда, но не настолько, чтобы с ножом в руке восполнять денежные потери… Но уж если ты причислил нас с сестрой к списку убийц, то вот что я тебе скажу: женщина, чтобы добиться своих целей, скорее прибегнет к яду, чем к ножу!..
– Ну да, начиталась всякой романической чепухи!
Амалия Елисеевна, сжимая в руке голубой батистовый платочек, глубоко вздохнула. Ее плечи поникли, на лице застыло выражение печали.
– Я не стала бы обвинять Аделаиду, – сказала она слабым голосом. – Знаю, уверена, что она не имеет к убийству никакого отношения.
Николай сложил руки на груди и посмотрел на Несмелову.
– Екатерина Евстафьевна, к смерти отца вы отнеслись с редким равнодушием. Как будто он вам и не родственник вовсе… Может, вы и прикончили его?
– А как я должна себя вести? – нахмурилась коллежская асессорша. – Посыпать волосы пеплом, рыдать?.. Отца твоего я не убивала, это сделали другие.
– Кто же, по-вашему?
Несмелова промолчала, взяв в руку стакан с простоквашей.
– Еще этот заграничный продавец сейфов, – продолжал Николай, указывая подбородком на клевавшего носом Эддингтона. – Кто знает, что пришло ему на ум, когда отец обмолвился о брильянтах?
– Довольно выдумывать, Николя! – нахмурилась Амалия Елисеевна. – Сочиняешь здесь всякое… Охо-хо, покойник был властным, нетерпимым, доставлял массу неприятностей, но теперь, когда его не стало, я и не знаю, как нам жить дальше. Ведь, буквально, все, все держалось на нем… Не-ет, жизнь без старого самодура будет совсем другой… Вот уж и слезы навернулись!
Старшая сестра нежно взяла ее за локоть.
– Амалия, не тужи! Вспомни, как твой, с позволения сказать, любящий супруг, грубил тебе, что позволял себе в нашем присутствии! Потому не стоит уж так убиваться! Жизнь, я уверена, наладится, ты еще будешь улыбаться, строить планы на будущее.
– Дай-то Бог!
Хозяйка дома поднялась со стула и, держа платочек у глаз, направилась к выходу из столовой. Один за другим за ней последовали остальные. Николай Иннокентьевич сделал слабую попытку задеть среднего брата.
– Пойти, вздремнуть, что ли?.. Не дашь что-нибудь почитать. Лучшего сонного средства, чем твои рассказцы, не сыскать.
Сочинитель сделал вид, что просьбу не услышал.
Хитрово-Квашнин, встав на ноги, мысленно признал, что не зря посидел в кресле у камина: в разговорах домочадцев и гостей промелькнули новые любопытные подробности их отношения ко всему происходящему. Когда он выходил из столовой, единственным, кто оставался в ней, был англичанин. Уронив газету на пол и свесив голову, уроженец Туманного Альбиона крепко спал.
***
Едва расследователь зашел в малую гостиную, как вслед за ним туда влетел Зацепин. В нетерпении дымя вишневой трубкой, он выпалил на одном дыхании:
– Наконец-то! Вас не дождешься! Опять из-за стола? Не боитесь поправиться?
Снуя туда-сюда и жестикулируя, он принялся рассказывать обо всем, что приключилось с ним и Натаровым в доме купца Трафимова.
– Не мельтеши! – Хитрово-Квашнин встал и силой усадил его в кресло. – Мечешься, словно горячих углей в сапоги насыпали!
Зацепин какое-то время сидел как на иголках, но едва его рассказ дошел до сцены в коридоре трофимовского дома, как он вскочил и снова забегал по комнате.
– Вот ведь егоза! Снует взад вперед, как нитка без узла! Хоть гвоздем к стене прибивай!.. Трафимова-то потом расспросил?
– А как же!.. Купец показал, что парочка иногородних жителей пожаловала к нему в штофную лавку вчера часам к одиннадцати. Выпили две бутылки сантуринского, послушали оркестрион. Говорит, четыре раза бросали монеты в машину, чтоб насладиться «Соловьем» Алябьева и «Черной шалью» Верстовского. Потом заказали покушать. Им принесли жаркое из рябчиков и миндальное бланманже. Наконец, спросили, нельзя ли в доме снять жилье дня на два. «Cнять жилье у меня можно, – пояснил им купец, – только не на такой короткий срок. Самое малое – две недели». Ну, москвичи и согласились, осмотрев комнаты и заплатив вперед. «Невзорова» он уже не видел, а «супруга» его появилась в доме только сегодня около шести часов вечера.
– Все разыграно, как по нотам, – пробормотал Хитрово-Квашнин, трогая пальцами завитки лежавшего на столе парика. – Услав Натарова в пустую комнату, переодетый мошенник едва не справился со своей задачей… Вот, мерзавцы! Нет, так дело не пойдет. Надо изловить этих ловкачей!