Так кто же так безжалостно проливает кровь? Кто этот неуловимый злодей?.. Эти вопросы не давали мне покоя. Я уже говорил, что Иннокентия Власыча мог убить любой из присутствующих в доме. Я попрошу меня не перебивать!.. Тот же Николай Иннокентьич мог пойти на убийство. Он ненавидел отца с детства! За то, что Иннокентий Власыч считал его блудно прижитым, за то, что послал в ненавистную военную школу, за унизительное прозябание в базарных рыбных лавках. В мыслях он, поди, не раз расправлялся с отцом. А вчера решился прикончить его и прибрать к рукам содержимое сейфа… У Ивана Иннокентьича также было мало поводов относиться к отцу с почтением и любовью. Иннокентий Власыч ни в грош не ставил его писательство, называл сына никчемным кропателем и бумагамаракой. По его милости творческий человек и дворянин, дабы заработать на жизнь, вынужден был изо дня в день протирать штаны в присутственном месте наравне с простолюдинами и подъяческими детьми. Чтобы покончить с таким существованием, можно было взять нож в руку… И Марк Иннокентьич не любил покойника. Талант художника тот в нем не признавал, называл его подмалевщиком. За отказ стать медиком, он не получал от отца никакого содержания. Тут задумаешься о тяжком грехе!.. Теперь Ольга Иннокентьевна. Да, отец относился к ней по-особому, баловал ее, а что ж она?.. У нее нежные отношения с кадетом, молодая девушка cтроит планы на будущее, в котором не мыслит себя без Александра Сотинского. Но Иннокентий Власыч против близкородственных браков. Как же быть? Убрать с дороги родителя! Ради союза с избранником девицы, зачастую, идут на все, совершают дичайшие поступки.
Хитрово-Квашнин снова сунул трубку в рот и несколько раз затянулся.
– Затеять смертельную игру из-за драгоценностей и денег в сейфе мог каждый из гостей. Я не стану их перечислять, у всех был мотив и возможность оказаться вчера в кабинете и совершить злодеяние… Отмечу, многие подозреваемые пытались обмануть следствие, скрывая некоторые факты. Я уже порицал Евпраксию Елисеевну и Ивана Иннокентьича. И та, и другой были вчера около одиннадцати у двери кабинета, но не сообщили мне об этом.
Сотинская и средний сын Амалии Елисеевны смущенно потупили глаза.
ГЛАВА 20
Хитрово-Квашнин, опираясь на трость, прошел в дальний угол комнаты. На обратном пути, вынув трубку изо рта, он предстал перед барышней и кадетом.
– Потрудитесь объяснить, какие дела вас привели к кабинету сразу после ухода оттуда господина Андреева?
Корнет вздрогнул, а Ольга Водошникова, покраснев, опустила глаза долу. В гостиной, казалось, перестали даже дышать.
– Мы… я…, – начала было девица, подняв голову.
– Мы с кузиной заходили в кабинете! – выпалил Сотинский, вскочив с места. – Да, заходили. Но не для того, чтобы убить, а попросить у дяди прощения за то, что я утром вступил с ним в спор.
– Саша говорит правду, – подтвердила Ольга. – Мы были в кабинете считанные секунды. Папа был не в духе и отмахнулся от нас, вот и все.
– Нашли время заходить к отцу! – покачала головой Амалия Елисеевна.
Хитрово-Квашнин двинулся дальше и остановился перед старшим из братьев Водошниковых.
– Николай Иннокентьич, до приезда в дом полиции вы не только посетили особняк коллежского секретаря Ларионова, но и побывали на Продольной в жилище вдовой солдатки Васильевой.
Любитель выпить и погулять сгорбился и заерзал под испытующими взглядами.
– Я… не сказал об этом, правда. Но… понимаете… мне нужно было увидеться с дочерью вдовы.
– Николя, ты уже заводишь амуры с дочерями солдаток? – возмущенно произнесла мать.
– Да что для него дворянская честь! – вскипел писатель. – Пустой звук!
– Поглядите на этого умника! – расправил плечи Николай, осуждающе взирая на брата. – Сам с дочкой писаря Голицына стишки разучивает, а мне дворянской честью в нос тычет!
– Отец Ирины Яковлевны – потомственный дворянин, неуч!..
– Ах, оставьте, господа! – прозвучал недовольный голос полицмейстера. – Не до ваших дрязг сейчас!
Хитрово-Квашнин задумчиво оглядел резной чубук трубки и посмотрел на среднего из братьев.
– Иван Иннокентьич, а что же заставило вас выйти из дома до приезда полиции?
Присутствующие дворяне разом воззрились на побледневшего подражателя Бесстужева-Марлинского.
– Влип, писака! – произнес старший брат, потирая руки.
Сочинитель никак не отреагировал на злорадную реплику близкого родственника, рассеянно теребя пуговицу на сюртуке. Затем с вызовом посмотрел на собравшихся.
– Из дома я выходил, но содержимого сейфа при мне не было. Потому что отца я не убивал… Я ушел на встречу с Ириной Яковлевной Голицыной. В этом нет ничего дурного.
– Тогда к чему было скрытничать? – пожал плечами Хитрово-Квашнин.
– Не хотелось дать повод для сплетен и пересудов таким оболтусам, как мой старший брат.
Отставной штабс-ротмистр хмыкнул и, попыхтев трубкой, обратился к младшему из братьев:
– И вас не было в доме в это время, Марк Иннокентьич. Как вы объясните это?
Художник не стал тянуть с ответом.
– Я ходил к госпоже Головниной занять денег. – Он взглянул на свою мать. – Извини, мамаn, мне нужны краски и хорошие щетинные кисти.