– Сигареты на столе, мистер Аллейн. Если хотите, можете курить.
Аллейн чиркнул спичкой, поднес ее к сигарете Трой, потом закурил сам.
– Чем я могу вам помочь? – спросила Трой.
– Я хочу, чтобы вы точно вспомнили все, что вы делали после того, как в пятницу днем покинули студию, и до сегодняшнего утра.
– Вас интересует, есть ли у меня алиби?
– Да.
– Не думаете ли вы, – сдержанно спросила Трой, – что эту девушку убила я?
– Нет, не думаю, – чистосердечно признался Аллейн.
– Да, мне не следовало задавать вам этот вопрос. Извините. Ну что, начать с того, как я пришла домой?
– Да, будьте любезны, – кивнул Аллейн.
Старшему инспектору показалось, что Трой держится с ним отчужденно, что ей неприятен и он сам, и то, чем он занимается. Аллейну даже в голову не пришло, что такое поведение Трой вызвано тем, что несколько минут назад, сидя за одним с ней столом, он не ответил на ее улыбку. Аллейн был тонким знатоком и ценителем женской натуры, но на сей раз чутье ему изменило. С первых минут знакомства с Трой он пребывал в заблуждении, что она его недолюбливает. Трой, в свою очередь, полагала, что Аллейн держится с ней подчеркнуто холодно, давая ей понять: их прошлое знакомство – не в счет. Вероятно, тогда, на корабле, Аллейн решил, что она преследует его. «Наверное, он подумал, что я просила его позировать мне, рассчитывая на дальнейшее, более личное знакомство», – в ужасе думала Трой.
И вот теперь, впервые встретившись в Татлерз-Энде, они держались друг с другом строго и подчеркнуто вежливо.
Собравшись с духом, Трой приступила к рассказу:
– Придя домой, я умылась, переоделась и пообедала. После обеда, насколько я помню, мы сидели здесь с Кэтти и курили. Затем отправились в гараж, я вывела машину, и мы покатили в Лондон, в наш клуб «Юнайтед артс». Приехали часа в четыре, посидели с друзьями, попили чаю, затем немного побегали по магазинам, а к шести вечера вернулись в клуб. Посидели с Кэтти в гостиной, выпили по коктейлю, а потом поужинали вместе с Артуром Джейнсом – президентом «Феникса» – и с его женой. Затем мы с Кэтти отправились на предварительный просмотр и в клуб вернулись уже совсем поздно. В субботу с самого утра я поехала в салон на Бонд-стрит, где сделала прическу. Потом мы с Кэтти побродили по выставке. Пообедала я довольно рано, в «Ритце», вместе со своим знакомым Джоном Беллаской. Затем заехала за Кэтти в клуб, и мы вернулись сюда. Часа в три, кажется.
– Вы заходили в студию?
– Да. Я отправилась туда, чтобы взять свой этюдник. В воскресенье я хотела сделать вылазку на природу. Я принесла этюдник сюда и почти весь день подправляла наброски. Почти сразу по приезде я спросила у горничных, уехал ли Гарсия. По их словам, он не появлялся ни за завтраком, ни за обедом, из чего я сделала вывод, что он уехал на рассвете. Ужинал он накануне вечером у себя в студии. Ему так проще. Он ведь и ночует там.
– А почему?
– Это мое решение. Мне просто не хотелось видеть его в своем доме. Вы ведь слышали, как он падок на женщин.
– Понятно. Сколько времени вы провели в студии в субботу?
– Нисколько. Я взяла этюдник и сразу ушла.
– С вами кто-нибудь был?
– Нет.
– Вы не обратили внимания на драпировку?
Трой пригнулась вперед, обхватив голову ладонями.
– Я пытаюсь вспомнить это с той самой минуты, как только Хэчетт сказал, что в воскресенье она была натянута. Сейчас. Одну минуту. Значит, так: я прошагала прямиком к своему шкафчику, который находится почти сразу за дверью, и забрала этюдник. Потом увидела, что бутылочка для терпентина почти пуста, зашла в чулан и наполнила ее. Вышла в студию и… да, да!
– Вспомнили?
– Да! Дело в том, что с тех пор, как Соня надругалась над портретом Вальмы Сиклифф, я не могла на него смотреть. Я поставила его лицевой стороной к стене и больше к нему не подходила. Тогда же, выйдя из чулана, я сказала себе: «Сколько можно это терпеть? Хватит терзаться – ведь всякий раз, как мой взгляд падает на этот портрет, у меня надолго портится настроение». Я направилась к нему и, проходя мимо подиума, обратила внимание, что драпировка натянута. Вы, должно быть, заметили, что сверху она приколота булавкой к подушке? Я сделала это специально, чтобы ткань не сползала вниз под тяжестью тела натурщицы. Так вот, я совершенно уверена, что тогда она была натянута.
– Мне нет смысла объяснять вам, насколько это важно, – медленно произнес Аллейн. – Вы абсолютно в этом уверены?
– Да. Готова поклясться.
– А на портрет мисс Сиклифф вы посмотрели?
Трой отвернулась.
– Нет. – Голос ее предательски дрогнул. – У меня не хватило духу. Стыдно, да?
Она еле слышно всхлипнула.
Аллейн порывисто наклонился к ней, но в последний миг спохватился и выпрямился.
– Нет, вовсе не стыдно, – сказал он. – И после этого ни вы, ни Кэтти больше в студию не заходили?
– Не знаю. По-моему, нет. Я туда больше не ходила, а Кэтти весь день просидела в библиотеке, сочиняя статью для «Палитры». Ей заказали серию статей об итальянском примитивизме. Вы лучше сами спросите ее.
– Непременно. Давайте вернемся к вам. Что вы делали потом, после того, как вышли из студии?