– Буду вам очень признателен. Это сэкономило бы нам время. Теперь вернемся к истории с натурщицей и вашей картиной. Я имею в виду ту, на которой изображена гимнастка на трапеции. Продолжала ли мисс Глюк позировать вам после той стычки, о которой рассказала мисс Филлида Ли?
И вновь широкое лицо Кэтти порозовело. Густые брови сдвинулись, а губы гневно поджались.
– Ну и мерзавка же эта Ли! Я уже говорила Трой, что она совершила ошибку, взяв в ученики эту богатенькую тварь. Эта девица – настоящая наушница. Она училась в Слэйде, где почти наверняка смотрелась белой вороной. Иногда она пытается изображать из себя выпускницу Слэйда, но все остальное время из нее так и прет провинциальная сплетница. Изо всех пор. Она ведь умышленно прокралась в студию, чтобы подслушать наш разговор.
– С натурщицей?
– Да. Жуткая стерва!
– Значит, вы и в самом деле повздорили с Соней?
– Это вовсе не означает, что я ее убила.
– Разумеется. Но я был бы рад услышать ваш ответ, мисс Босток.
– Соня совсем распустилась, а я лишь осадила ее. Поставила на место. Она прекрасно знала, что я тороплюсь закончить картину к выставке, и ловко этим пользовалась. Шла на любые ухищрения, чтобы насолить мне. Лицо мне пришлось соскребать четыре раза – в итоге холст оказался безнадежно загублен. Трой слишком добра к своим натурщицам, вот они и садятся на шею. Я устроила юной нахалке скандал и считаю, что поделом ей.
– Так она еще позировала вам после этого?
– Нет. Я же сказала – картина безнадежно загублена.
– Как она пыталась вам насолить? Меняла позу?
Кэтти наклонилась вперед, упершись крупными ладонями в колени. Аллейн заметил, что женщину колотит легкая дрожь, словно изготовившегося к прыжку терьера.
– Я уже заканчивала лицо – мне оставалось только пару раз пройтись по нему. Дольше всего я возилась с губами. Я просила, умоляла Соню не шевелить ими, но всякий раз, как я поднимала голову, она закусывала губу или злорадно ухмылялась. Как будто понимала, как я мучаюсь. Я уже смешала красный кадмий для нижней губы и хотела нанести его, как вдруг Соня состроила рожу. Я ее обругала. Она промолчала. Я взяла себя в руки, приготовилась сделать мазок и посмотрела на Соню. Она показывала мне свой мерзкий язык!
– И это явилось последней каплей?
– Да! Я высказала все, что накопилось во мне за две недели страданий. Я даже не пыталась сдерживаться.
– Да, это неудивительно. Прекрасно вас понимаю. Как по-вашему, зачем она это делала?
– Она меня провоцировала, – сквозь зубы процедила Кэтти. – Нарочно.
– Но почему?
– Почему? Да потому, что я обращалась с ней именно как с натурщицей. Потому что ожидала получить от нее хоть какую-то отдачу за те бешеные деньги, что платила ей Трой. Я ее наняла в отсутствие Трой и до возвращения Трой сама вела все дела. Соня этому противилась. Вечно намекала, что вовсе не должна мне подчиняться.
– И это все?
– Да.
– Понятно. Вы сказали, что мисс Трой платила ей бешеные деньги. Сколько это составляло?
– Четыре фунта в неделю плюс содержание. Как-то раз Соня наплела ей с три короба про свою мифическую болезнь и счета за лечение, и Трой, не проверяя, выложила ей круглую сумму. Жуткая наглость! А с Трой говорить бесполезно. Она верит людям на слово. Попрошайки чуют ее за несколько миль. Теперь вот, пожалуйста, опять посадила себе на шею двоих прихлебателей.
– В самом деле? Это кого же?
– Прежде всего Гарсию. Он уже давно сосет из нее соки. А теперь еще этот папуас Хэчетт. Трой уверяет, что остальные платят ей гораздо больше, но получит ли она деньги, это еще бабушка надвое сказала.
– Как вам кажется, Гарсия хорошо здесь выглядит? – внезапно спросил Аллейн, показывая ей групповой снимок.
Кэтти взяла фотографию и вгляделась в нее.
– Да, он хорошо вышел, – сказала она. – Это снято прошлым летом.
– Значит, он уже тогда гостил у мисс Трой?
– О да! Гарсия ведь никогда ни за что не платит. У него в пустыне песка не допросишься. Совершенно бессовестная личность!
– Вы не могли бы рассказать мне о нем поподробнее, мисс Босток?
– Я не сильна давать характеристики, – протянула Кэтти. – Но попытаюсь. Он смуглый, неопрятный, диковатый. Писать его – одно удовольствие. Хорошая лепка лица. Вы ведь его подозреваете, да?
– Трудно сказать, – уклончиво ответил Аллейн.
– Я думаю, именно он убил Соню. Больше некому. И потом, это в его характере. Он совершенно безжалостен и хладнокровен, как гадюка. Он даже спросил Малмсли, не хотелось ли тому когда-нибудь убить свою любовницу.
– Да, мистер Малмсли рассказал нам об этом.
– Держу пари, что так оно и было. Если Соня приставала к нему и мешала работать, он бы избавился от нее не задумываясь. Даже глазом не моргнув. С такой же легкостью он прихлопнул бы назойливую муху. А может быть, она отказалась давать ему деньги.
– Соня давала ему деньги?