Мартина смущенно разглядывала девушку. Красивое фотогеничное лицо, заплаканные глаза. Скривившиеся губы.
— А на то, что будет со мной, вам, конечно, наплевать.
— О чем вы? — удивилась Мартина. — Я стала вашей дублершей. Что тут такого? Конечно, я радуюсь, что получила роль, но она у меня что-то не клеится.
— Все не так… не так, — проговорила Габи срывающимся голосом.
— Что не так?! — в отчаянии воскликнула Мартина. — И пожалуйста, не плачьте. Вам нечего меня опасаться. Я никто. Всего лишь дублерша.
— Ничего себе дублерша, — проговорила Габи Гейнсфорд. — С такой внешностью. Когда все говорят, что я не гожусь, и показывают на вас:. «Вот у кого подходящая внешность». Им дела нет, что мне пришлось покрасить волосы, потому что в этом театре не любят парики. И все равно моя внешность не подходит. У меня были волосы до плеч, натуральная пепельная блондинка, и вот пришлось подстричься под мальчика, стать брюнеткой, и все равно все недовольны. Да разве в любом другом театре режиссер допустил бы, чтобы автор так разговаривал с актрисой. А Адам, вместо того чтобы меня защитить, только пожимает плечами. Да, он такой чертовски терпеливый, возится со мной, бубнит, бубнит что-то, а я половину не понимаю.
Она всхлипнула и полезла в сумочку за платком.
— Я вам сочувствую, — сокрушенно проговорила Мартина. — Но бывает и так, что на репетициях все идет из рук вон плохо, а на премьере успех. И пьеса замечательная.
— Пьеса? Дрянь редкостная. Заумная тягомотина, и ничего больше. Для меня по крайней мере. Не знаю, кто станет это смотреть. И вообще, зачем дядя Бен сорвал меня с места? В том театре я главные роли не играла, но вторые с большим успехом. Там было весело, а тут как на кладбище. Меня и без того в этом театре все достали, а тут еще вы появились.
— Но я не собираюсь отнимать у вас роль, — снова начала оправдываться Мартина. — Вы ее прекрасно сыграете. Зачем огорчаться?
— Как не огорчаться, когда все жалеют, что вы появились слишком поздно.
— Чепуха. Просто мы немного похожи, вот и все.
— И сходство ваше чисто случайное? Никакого родства?
— Мы действительно родственники, — призналась Мартина, — но настолько дальние, что наше сходство — каприз природы. Я не хотела никому говорить, потому что это не имеет значения. И я попала в театр совсем не из-за этого.
— Я не знаю, как вы оказались в театре, но лучше бы вас здесь не было. Это так жестоко с вашей стороны. — Она снова всхлипнула.
— То есть вы требуете, чтобы я из-за вас бросила работу, которая так мне нужна?
— Не требую, а прошу… умоляю. Из-за вас я на грани безумия. Эмоционально истощена до предела. — Габи Гейнсфорд опять картинно всхлипнула. Теперь уже было ясно, что она разыгрывает сцену из дешевой мелодрамы. — Меня обложили со всех сторон. С одной стороны вы. С другой — дядя Бен изводит меня и изводит. С третьей — этот отвратительный театр. — Габи повысила голос до крика. — Если у вас есть хоть капля человечности, сжальтесь надо мной, избавьте от этой ужасной муки.
— Вы делаете трагедию на пустом месте! — воскликнула Мартина в отчаянии.
Габи Гейнсфорд обратила на нее полные слез глаза, ее губы дрожали.
— Вы не можете так поступить со мной.
Произнеся эту фразу, она разрыдалась в полный голос.
Мартине некогда было разбираться, игра это или действительно глубокое страдание. Она просто не могла выносить эти стенания и плач. Одно было ясно — ее недолгое счастье разрушено, она опять проиграла.
С чувством какой-то кошмарной отстраненности Мартина услышала свой голос:
— Ладно, я поговорю с мистером Пулом. Скажу, что не могу быть вашей дублершей.
Плечи Габи Гейнсфорд перестали трястись. Она застыла, прижав носовой платок к лицу. Это длилось с полминуты. Затем девушка тихо высморкалась, откашлялась и подняла на Мартину глаза.
— Но вы останетесь костюмершей Елены, то есть все равно будете в театре.
Мартина встала.
— То есть вы намерены вообще выпроводить меня отсюда?
— Почему же выпроводить, просто…
Мартина направилась к двери.
— Я пойду поищу мистера Пула. Если он в театре, немедленно поговорю с ним.
Габи Гейнсфорд схватила ее руку.
— Я вам, конечно, благодарна, но… пожалуйста, будьте великодушны. Не вмешивайте меня. Ну, не говорите Адаму о нашем разговоре. Он не пойме…
Она не успела закончить. Дверь отворилась. На пороге стояли Джеко и Адам Пул.
К своему удивлению, Мартина рассмеялась.
— Вы как добрый волшебник из сказки, — сказала она, глядя на Адама. — Появляетесь всегда в нужное время.
— И что случилось на этот раз? — спросил Пул, разглядывая Габи Гейнсфорд, которая смущенно отвернулась, подкрашивая губы. — В чем дело, Габи?
— Извините, — проговорила она сдавленно. — Позвольте мне уйти. Что-то разболелась голова.
Пул посторонился. Габи бросила умоляющий взгляд на Мартину и, скорбно потупившись, выскользнула за дверь.
— Девушке не повезло, — объявил Джеко. — Не там оказалась. В Голливуде ее бы на руках носили. Сколько подлинного трагизма в голосе, в походке.
— Сходи и выясни, в чем дело.
— Но у нее разболелась голова.
— Ничего, ты сумеешь ее вылечить.
Джеко положил на стол пакеты с едой и вышел.