Он повернув левую руку, вцепившись в ремни круглого щита. Приподнял его и украдкой посмотрел на толстый металлический наконечник, торчавший спереди. Щит служил как защитой, так и оружием для нападения. Затем взглянул на острие меча, который достал из ножен и держал наготове. Перед боем он всегда проверял оружие, это был его ритуал. Он глубоко вдохнул и повернулся к пехоте, сначала налево, а потом направо. К нему были прикованы сотни глаз, ожидая приказов, чтобы мгновенно передать их всей армии. Острие его меча указывало в небо. Тысячи солдат взялись за рукоятки своих мечей.
В тот миг, когда расстояние, разделявшее обе армии, сократилось до сотни метров, конница сибаритов бросилась в атаку.
Это было похоже на землетрясение.
Земля загудела под ногами кротонцев. Металлические пластины, покрывавшие их доспехи из кожи или льна, застучали друг о друга, во рту заклацали зубы. Этот звон становился все громче, как и топот вражеской конницы. Пятнадцать тысяч кротонцев взмолились Гераклу, Зевсу, Аполлону и Аресу, но по-прежнему стояли неподвижно, сжимая челюсти под бронзовыми шлемами.
Милон ждал, подняв меч. Его люди смотрели на него и на две тысячи лошадей, устремившихся им навстречу. Они были всего в семидесяти метрах, а Милон все еще не отдавал приказа перейти в наступление.
Шестьдесят метров. К небу поднялись сотни труб. Трубачи с трудом удерживали воздух, наполнявший щеки. Почему Милон не опускает меч? Почему они не выставили пики и не вырыли заранее рвы, которые могли бы смягчить удар противника?
Пятьдесят метров. Грозная конница Сибариса обрушилась на армию Кротона, как ураган. Вслед за двумя тысячами лошадей бежали тридцать тысяч разъяренных воинов, готовых завершить бойню.
Милон взревел как зверь и направил свой меч в сторону врага. Трубы пронзительно протрубили приказ в атаку. Опередив своих людей, герой Кротона бросился на конницу сибаритов.
Глава 108
23 июля 510 года до н. э
Армии должны были вот-вот столкнуться в точности напротив человека в маске.
«О боги, какая великолепная картина», — мысленно отметил тот.
С холма, на котором он стоял, открывалось потрясающее кровавое представление, подсвеченное багрецом восходящего солнца.
Конница сибаритов бросилась в атаку, и человек в маске задержал дыхание. Он был потрясен тем, что вот-вот должно было произойти, потрясен плодом собственных махинаций.
Пятьдесят тысяч человек, убивающие друг друга только потому, что он этого захотел.
Он жадно ловил каждое мгновение. В первую же минуту у него на глазах погибнут тысячи людей. Грядущее зрелище вызывало эйфорию, а ведь это всего лишь начало его неминуемой славы.
«Я сам решу, кто выживет, а кто умрет», — загадал он.
Когда оставалось всего пятьдесят метров, отделяющих внушительную кавалерию сибаритов от тонкого рядка кротонской конницы, Милон по-прежнему держал меч поднятым, не пуская своих людей в бой. Они стояли неподвижно, молча, а вражеская кавалерия и пехота надвигались на них, издавая боевые возгласы. «Почему они не нападают?» — удивленно спросил себя человек в маске. Нападение принесет им мало пользы, но стоять неподвижно, не имея никакой обороны, было просто самоубийством.
В этот момент Милон опустил меч, заревел и бросился на врага. Он сделал это с такой неистовостью, что его люди мигом вырвались на несколько метров вперед. Будучи вот-вот поглощенным сибаритской лавиной, он походил на одинокую мышь, стоящую на пути стада быков.
«Милон — один из рабов Пифагора, к тому же его зять», — отметил человек в маске.
Неминуемая гибель кротонского героя вызвала у человека в маске особую радость.
Конница Сибариса нависла над Милоном, как грозовая туча.
За спиной главнокомандующего по всей равнине истерически визжали трубы, воспевая войну и смерть. Кротонцы начали массированный натиск. На бегу они громко кричали, превращая свой страх в ненависть и ярость. К яростному крику присоединился грохот сотен двойных флейт и сиринг [37]
, цимбал и бубнов. Охваченный этим грохотом, герой Кротона стремительно приближался к напиравшим на него лошадям. Он заметил зазор между двумя лошадьми и изменил траекторию, чтобы прорваться посередине. Его ноги крепко сжимали конские бока, всадник и конь будто бы превратились в кентавра. Он поднял щит, чтобы защитить себя от удара, который вот-вот нанесет противник слева, и отвел руку, державшую меч. Разум был пуст, его поступки руководствовались природной воинской интуицией.Он бросил последний взгляд на всадника слева и переместил щит, чтобы отразить удар вражеского меча. В следующий миг сосредоточил свое внимание на воине справа. Глаза противника всегда указывали, каков будет его следующий шаг. Всадник смотрел на его голову, меч его был поднят, бок защищен щитом. Выражение лица было яростным, без намека на страх. Он, несомненно, был опытным наемником. Милон сосредоточился, чтобы остановить удар.