Но он не торопился. Долго сидел на корточках перед чумом и размышлял, как ему сказать Йону Ассарссону, что его ищет дочь. Важно не испугать, а то еще пустится в бега, как уже бывало. Странный человек, боится детей. Говорит, не может на них смотреть, сразу такая тоска – сил нет.
Ула Серка размышлял, а Оса разговаривала с Аслаком, тем мальчиком, что накануне так пристально на нее смотрел. Аслак учился в школе и неплохо говорил по-шведски. Рассказывал ей, как живут саамы в Лапландии, и каждую минуту заверял, что лучше жизни нет и быть не может. Осе, наоборот, показалось, что не может быть хуже.
– Ты не понимаешь, – сказал Аслак. – Останься с нами на неделю, и увидишь, что счастливее людей на всей земле нет.
– Если я останусь на неделю, тут вы меня и похороните – задохнусь насмерть от дыма в вашем чуме, – поддела его Оса.
– Не говори так! Ты ничего про нас не знаешь. Я расскажу тебе кое-что, и ты поймешь, что чем дольше ты у нас побудешь, тем больше тебе будет нравиться наша жизнь.
И рассказал Осе про страшную эпидемию черной смерти, чумы, которая свирепствовала в Швеции много лет назад. Он не знал, дошла ли зараза до тех мест, где они кочуют сейчас, но в Йемтланде люди мерли как мухи. Из саамов, что жили там в лесах и горах, уцелел только паренек пятнадцати лет, а в шведских селениях умерли все, кроме одной девушки. Ей тоже было пятнадцать.
И он, и она бродили всю зиму, все надеялись найти кого-то в живых, а по весне встретились, продолжил рассказ Аслак. Девушка попросила юношу, чтобы он проводил ее на юг, где живут люди ее племени. Не могу, сказала она, оставаться в Йемтланде, здесь одни пустые хутора. Все умерли.
– Я провожу тебя, куда ты хочешь, – ответил он, – но только к зиме. Сейчас весна, и мои олени уходят в горы. И я ухожу в горы. Ты же знаешь: мы, саамы, должны быть там, где наши олени.
А девушка, надо сказать, была из богатой семьи. Привыкла жить под крышей, спать в пуховой постели и есть белый хлеб. И она с жалостью и презрением относилась к бедным кочевникам, считала, что они, живущие круглый год под открытым небом, должны быть очень несчастны. Но вернуться на свой хутор боялась – там не осталось никого, кроме мертвых.
– Возьми меня с собой, – попросила девушка. – Я же не могу остаться одна. Здесь не услышишь человеческого голоса.
Почему бы не взять? Парень согласился. И они пошли за оленями в горы. Олени торопились – стосковались по сочным горным травам, – и каждый день приходилось делать большие переходы. Даже палатку некогда было поставить, спали прямо на снегу, когда олени останавливались попастись. Животные чувствовали, как суннан, теплый южный ветер, шевелит их мех, и знали, что снег на горных склонах скоро растает. Юноша и девушка спешили за ними по тающему снегу, через сходящие ледники, через заросшие еловые леса. А когда забрались высоко по склону, ельник кончился. Тут росли только кривые, выносливые березы, и им пришлось пару недель ждать, пока сойдет снег ближе к вершине. И двинулись дальше. Девушка жаловалась, задыхалась, говорила, что не вынесет, что ей необходимо спуститься в долину, но упорно шла за ним – знала, что в долине никого нет. Уж лучше так, чем остаться совсем одной.
А когда они достигли горных пастбищ, юноша поставил чум на красивой зеленой поляне рядом с ручьем. К вечеру он поймал арканом олениху, подоил и напоил девушку парным оленьим молоком.
Нашел вяленую оленину и олений сыр, который спрятали здесь оленеводы прошлой осенью. А девочка все жаловалась и жаловалась, все было не по ней. Оленье молоко казалось ей отвратительным, вяленое мясо – жестким, а сыр, по ее мнению, вонял. Она не могла привыкнуть сидеть в чуме на корточках и спать на оленьей шкуре, постеленной на лапник. А паренек в ответ на ее нытье только посмеивался и помогал ей во всем. Он понимал, как непривычна для нее такая жизнь.
Через несколько дней он доил оленя и услышал за спиной тихие шаги.
– Можно, я помогу тебе? – спросила девушка.
Потом попросила научить ее разводить огонь под котелком, варить оленье мясо и делать сыр.
Настали хорошие дни. Погода была прекрасная, еды сколько хочешь. Они ставили силки на птиц, удили в горных ручьях форель и собирали на болотах морошку.
Лето подошло к концу. Они спустились с гор и поставили чум там, где уже начиналось чернолесье. Осень – время забоя, и работы у них было выше головы. Но она уже привыкла, тем более что здесь и еда была получше. Свежее мясо, рыба. А когда началась зима, когда озера одно за другим замирали подо льдом, они откочевали еще восточнее, в густой еловый лес. И опять поставили чум, на этот раз понадежнее. Юноша научил девушку делать нитки из оленьих сухожилий, выделывать шкуры и шить одежду, мастерить из оленьих рогов гребни и другие приспособления, бегать на лыжах и управлять оленьей упряжкой.
И в один прекрасный день на исходе зимы он сказал:
– Теперь я могу проводить тебя к твоему племени.
Она посмотрела на него удивлением:
– Почему ты решил от меня избавиться? Мечтаешь остаться один со своими оленями?
– Я думал, это ты мечтаешь вернуться к своим.