Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Зато с запада никаких гор не было, и именно здесь две саамские семьи поставили свои чумы. Они пришли сюда всего-то с месяц назад, но строительные работы у саамов много времени не требуют: им не надо ничего взрывать, не надо рыть котлован и закладывать фундамент. Выбрали место, вырубили пару кустов ивняка, срезали две-три кочки. И не надо проводить долгие часы, валить лес, обтесывать бревна и укладывать их в венцы, не надо ставить стропила и крыть крышу, не нужно обшивать изнутри стены струганой доской, не нужно вставлять оконные рамы и двери, и уж подавно не нужно никаких замков и ключей. Вбили под углом несколько жердей в мерзлую почву, натянули оленьи шкуры. Остается меблировка, но и с этим все просто: самое важное – постелить на землю еловый лапник и закрепить на верхушке одной из жердей цепь. На цепи будет висеть котел, а в котле – вариться оленье мясо. Дом готов!

На противоположном берегу озера кипела работа – люди торопились достроить дома до начала полярной зимы. Они с удивлением поглядывали на саамов – много сотен, если не тысяч лет кочуют они по тундре, но им даже в голову не приходит, что нужна более надежная защита от лютых полярных морозов, чем несколько шестов, обтянутых тонкими оленьими шкурами.

А саамы, в свою очередь, дивились на приехавших. Зачем столько тяжелой работы, столько усилий, когда для жизни нужно очень мало: несколько оленей и хороший чум.

Как-то под вечер зарядил такой дождь, что даже саамы, которые почти все время проводили в тундре, забились в чум. Все, сколько их было. Сидели у огня и пили горячий кофе.

Раз кофе – значит, разговоры. Не часто удается собраться всем вместе.

В самый ливень с другой стороны озера подошла лодка. Из нее вылезли молодой рабочий и девочка лет тринадцати – четырнадцати. Собаки бросились к ним с веселым лаем. Хозяин высунул голову из чума – посмотреть, кого они встречают. И обрадовался – это был большой их друг, приветливый и словоохотливый парень, который к тому же немного говорил по-саамски.

– Угадал, Сёдерберг! – крикнул хозяин и засмеялся. – Кофе горячий. Лезь в чум скорее, а то промокнешь.

– Уже промок, – усмехнулся рабочий.

– А промок – обсохнешь. В такую погоду люди кофе пьют, а не лодки гоняют. Расскажи нам что-нибудь новенькое.

Рабочий нагнулся и пролез в чум. Со смехом и толкотней для него и девочки освободили место у очага в и без того уже забитом людьми чуме. Он тут же начал болтать с хозяевами по-саамски. Девочка не понимала ни слова, сидела и вертела головой. Все было для нее новым – и саамские мужчины, и женщины, и их пестрые нарядные одежды, и дети, и собаки. Очаг посреди чума, огонь и дым, помятый медный кофейник, стены из шкур, деревянные инструменты – ничего подобного она в жизни не видела.

И тут же опустила глаза – заметила, что на нее смотрят. Наверное, Сёдерберг сказал им что-то, потому что все, и мужчины, и женщины, как по команде, вынули изо рта короткие трубки и посмотрели на нее. Сидевший рядом с ней оленевод одобрительно похлопал ее по плечу и сказал по-шведски:

– Бра, бра…

Что значит «хорошо, хорошо».

Женщина налила кружку кофе. Нелегко, наверное, было передать горячий кофе в такой тесноте, но кружка оказалась у нее в руках. А мальчик-саам, примерно ее же возраста, протиснулся и лег рядом, не отрывая от нее глаз.

Не надо знать язык, чтобы понять, что Сёдерберг рассказывает хозяевам про ее скитания, про то, какие торжественные похороны устроила она погибшему брату. Но лучше бы он не рассказывал, а просто попросил их помочь найти отца.

Гномик сказал, что отец ее у саамов, на западном берегу Луоссаяуре, и она попросилась в кабину паровоза товарного поезда – пассажирские в Кируну еще не пустили. В Кируне ей все старались помочь – и рабочие, и десятники. В конце концов инженер вызвал Сёдерберга, говорившего по-саамски, и послал его сюда, спросить насчет отца девочки. Она надеялась, что, как только лодка причалит к берегу, сразу увидит отца, но его и здесь не было. Только саамы.

Она не столько прислушивалась к разговору на непонятном языке, сколько исподтишка наблюдала за лицами. И Сёдерберг, и саамы с каждой минутой становились все серьезнее, с их лиц исчезли обязательные у саамов улыбки. Время от времени хозяева покачивали головами и постукивали пальцем по лбу, будто говорили о каком-то помешанном. И ей стало очень страшно. Она уже не смогла удержаться и спросила Сёдерберга, что они знают о ее отце.

– Говорят, пошел ловить рыбу, – пожал плечами Сёдерберг. – Они не уверены, что вернется сегодня, но как только дождь поутихнет, пойдут искать.

И повернулся к хозяевам. Ему очень не хотелось, чтобы Оса продолжала расспрашивать его о Йоне Ассарссоне.

* * *

К утру дождь кончился. Сияло солнце, прозрачная лазурь неба простиралась до самого горизонта. Ула Серка, старший в клане, сказал, что сам пойдет на розыски отца Осы.