Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Рыболов ускорил шаг, а Ула был так доволен собой, что морщинистая его физиономия расплылась в хитрой, добродушной улыбке. Впритруску догнал удильщика и взял за рукав. Уже виден был их чум, из него вился дымок.

– Подожди. Девочка пришла в наши края не для того, чтобы я ее удочерил. Она отца пришла искать. Но если не найдет, пусть остается с нами.

Рыболов рванулся к чуму.

Испугался, довольно подумал Ула. Испугался, что я поселю его дочь в нашем чуме.

И когда шахтер из Кируны греб обратно в поселок, в лодке сидели двое. Они прижались друг к другу, словно никогда больше не собирались расставаться даже на минуту. Это были Йон Ассарссон и его дочь. За эти часы они очень изменились. Куда-то подевалась старческая сутулость Йона Ассарссона, он уже не выглядел таким усталым и безразличным, словно получил ответ на давным-давно мучивший его вопрос.

А Оса-пастушка смотрела по сторонам ясными, синими, не по возрасту мудрыми глазами и думала, что наконец-то она нашла кого-то, на кого можно опереться.

И может быть, может быть… может быть, она сумеет, хоть и ненадолго, снова стать маленькой девочкой.

XLVI. На Юг! На Юг!

День отлета

Суббота, 1 октября

И опять мальчик сидел на спине у Белого. Стая в строгом порядке летела на юг. Она заметно увеличилась – теперь в ней был тридцать один гусь. Ветер ерошил перья, шестьдесят два крыла рассекали воздух с таким свистом, что собственный голос не услышишь. Акка, как всегда, летела во главе, за ней следовали Икеи и Какси, Кольме и Нелье, Вийси и Кууси, Белый и Дунфин. Шестеро молодых гусей покинули стаю – решили жить собственной жизнью. Их заменили двадцать два гусенка, родившихся, подросших и научившихся летать в горной долине в Лапландии. Одиннадцать юнцов летели справа и одиннадцать – слева, под наблюдением взрослых.

Гусята изо всех сил старались не уступать. Поначалу им приходилось трудновато – все-таки они впервые в жизни пустились в такое длинное путешествие, а лететь надо быстро.

– Акка с Кебнекайсе! Акка с Кебнекайсе! – то и дело жаловался кто-то. – У меня крылья устали!

– Чем дольше держитесь, тем лучше пойдет дело, – отвечала предводительница, не снижая скорости.

И, как ни странно, она была права: через пару часов гусята перестали жаловаться на усталость. Хуже было другое: в долине они привыкли целыми днями щипать травку, и много времени не прошло, прежде чем раздался первый писк:

– Акка, Акка, Акка с Кебнекайсе!

– В чем теперь дело?

– Есть хочется! Мы голодны и сейчас упадем! Мы голодны и сейчас упадем!

И ответ был всегда один и тот же:

– Дикий горный гусь должен научиться есть воздух и пить ветер! Есть воздух и пить ветер!

Неужели она и в самом деле хочет научить этих малышей есть воздух и пить ветер? – удивился мальчик.

И, как ни странно, так и вышло: вскоре гусята перестали жаловаться на голод.

Они все еще летели над грядами гор, и старшие называли каждую вершину. Порсочокко, Сарьечокко, Сулительма…

После десятого названия послышался душераздирающий писк:

– Акка, Акка, Акка! У нас столько названий в голове не помещается! Не помещается! Да еще такие сложные имена! Имена сложные!

И опять, не раздумывая, ответила старая гусыня:

– Чем больше набиваешь в голову, тем больше в ней места!

И назвала очередную вершину.

Мальчик поглядывал вниз и думал: не поздновато ли гуси собрались в обратный путь? Повсюду уже лежит снег, земля, насколько хватает глаз, совершенно белая. С другой стороны, как улетать, когда гусята еще не встали на крыло? И в долине последние недели погода оставляла желать лучшего. Дожди или штормовые ветра, а еще хуже, когда и то и другое одновременно. А как только кончался дождь, тут же подмораживало. Грибы и ягоды, которыми мальчуган питался все лето, подмерзли и сгнили, пришлось есть сырую рыбу, которую он терпеть не мог. Дни становились все короче, а вечера все тоскливее. По крайней мере, для тех, кто не привык ложиться с заходом солнца, когда бы оно ни зашло.

В конце концов крылья у гусят окрепли, стая снялась с места и полетела на юг. Трудно даже описать, как радовался мальчик: он сидел на спине у Белого, смеялся и пел, хотя из-за шума никто его и не слышал. Конечно, ему надоели голод и темнота, но у него были и другие причины, отчего ему хотелось поскорее улететь из Лапландии.