Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Очень быстро вожак оттеснил Грофелля к самой опушке – тот, похоже, сам не знал, как распорядиться своей силой. Но в последний момент уперся задними ногами, поднатужился и начал толкать Рогача назад. Они поменялись ролями – теперь уже старый лось оказался на краю поляны. Он дышал часто и шумно. Вдруг раздался страшный треск – обломилась одна из ветвей его роскошных рогов. Рогач откинул голову, освободился и неторопливо, стараясь сохранить достоинство, побежал в лес.

Карр ждал Грофелля на опушке.

– Ну, теперь-то ты уже все видел, – сказал он подошедшему лосю. – Пошли домой?

– Думаю, да. Самое время.

На обратном пути оба молчали, разве что Карр то и дело разочарованно вздыхал. Грофелль, наоборот, шел уверенно, с высоко поднятой головой. Глаза его блестели, как никогда раньше. Он был полон впечатлений от ночной прогулки. Но ни разу не замедлил шаг и не задумался, пока не подошли к ограде.

Тут Грофелль остановился, посмотрел на тесный загон, где провел всю жизнь, на истоптанную его копытами землю, на охапку увядшего клевера, на соломенную подстилку – и словно проснулся.

– Без лося лес – не лес! Без леса лось – не лось! – протрубил он, откинул голову так, что небольшие еще рога достали до спины, и пустился бежать.

Через несколько секунд его и след простыл.

Тишайший и Тишайшая

Каждый год в августе в молодом ельнике, в самой чаще Леса Мира и Покоя, появляются на свет серо-белые ночные бабочки. «Монашенки», как их обозначают специалисты по бабочкам, гордо называющие себя лепидоптерологами. Маленькие, невзрачные бабочки, никто их и не замечает. Они порхают в лесу пару ночей, откладывают в древесной коре яйца и замертво падают на землю.

Яйца зимуют, а по весне из них вылупляются маленькие пятнистые гусеницы. Не успев появиться на свет, они начинают поедать еловые и сосновые иглы. Аппетит у них превосходный, но большого вреда они не наносят, поскольку в птичьем мире эти гусеницы считаются деликатесом. Хорошо, если выживают несколько сотен.

Те бедняги, которым удалось не попасть на обед прожорливым пернатым, забираются на ветки, обволакивают себя нитяными коконами и замирают на пару недель. Но птицы находят даже эти коконы. И если какая-нибудь сотня-другая бабочек-монашенок сумеет вылупиться из коконов, год для них может считаться удачным.

Пожалуй, во всем лесу не было столь малочисленного племени насекомых.

И так бы и продолжалось вечно. Бабочки-монашенки продолжали бы, никем не замечаемые, влачить свое жалкое существование, если бы у них неожиданно не нашлись защитники.

Удивительно, что появление этих защитников было напрямую связано с тем, что молодой лось Грофелль удрал из загона. Впрочем, удивляться нечему: в природе все взаимосвязано, иной раз причудливым и даже непостижимым образом.

Удрал из загона молодой лось Грофелль, и в первые часы на свободе его занимало только одно – поскорее привыкнуть к лесной жизни. Грофелль рыскал по Лесу с таким энтузиазмом, будто хотел все узнать в первый же день. К полудню он продрался через густые заросли и оказался на заболоченной поляне. В середине стояла большая лужа с черной водой, а по краям росли высокие ели, растерявшие по старости почти все иголки. Грофеллю здесь не понравилось. Он уже собрался уходить, как вдруг заметил рядом с лужей ярко-зеленые листья белокрыльника, сочной болотной травы.

Он наклонил свою большую красивую голову, хотел сорвать на пробу несколько листиков и, сам того не желая, разбудил спавшую под ними большую черную змею.

Грофелль слышал от Карра, что в лесу встречаются ядовитые змеи. И когда черная змея подняла голову, высунула раздвоенный язык и зашипела, он решил, что ему грозит смертельная опасность. Грофелль перепугался, поднял ногу, размозжил змее голову и убежал в лес с бьющимся от страха сердцем.

И как только Грофелль исчез, из лужи выползла другая змея, такая же большая. Это был уж. Он подполз к убитой, высунул раздвоенный язык и мелко-мелко подергал в надежде обнаружить еще не угасшие токи жизни.

– Неужели это возможно? – прошипел уж. – Тишайшая, моя кроткая, моя старая, верная подруга! Столько лет мы прожили вместе! Как нам было хорошо вдвоем! Мы так любили друг друга, состарились вместе, и вот теперь… Не было в округе ужей старше и счастливее нас. Как могло приключиться такое горе?

Уж был вне себя от отчаяния. Он встал на хвост, зашипел на небо, проклиная несправедливость высших сил, и бессильно упал на землю, как кусок каната. Его длинное тело извивалось, будто он был тяжело ранен. Лягушки, глядя на него, изнемогали от жалости.

– Кем надо быть, чтобы убить беззащитную, безвредную, кроткую ужиху? Этот негодный лось заслуживает самого сурового наказания!

Уж еще немного повертелся на траве, замер и опять поднял голову.

– Такое преступление взывает о возмездии, и я отомщу! – прошипел он. – Я отомщу, и это так же верно, как то, что меня называют Тишайшим и что я старше всех в этом лесу. Клянусь, что не узнаю покоя, пока этот негодяй не ляжет в могилу, пока он не будет валяться на земле такой же бездыханный, как моя любимая супруга!