Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Не успели мы подняться, лось встал, понюхал воздух и пошел прямо на охотников. Даже не скрывался – наступал куда попало, только хруст стоял от сухих веток. Остановился у замерзшего торфяника, даже прятаться не стал.

И вот он там стоит, а охотники все ближе. И когда они появились, он бросился бежать, но не к лосихам, а совсем в другую сторону. Охотники спустили собак и сами поспешили вслед за быком, только лыжи мелькали.

Лось закинул голову на спину и бежал. Снег летел из-под копыт, будто началась метель. И собаки, и охотники остались далеко позади. Он остановился, дождался, а когда они появились, опять побежал. Мы только тогда сообразили – он уводит охотников от своей семьи. Какое мужество, подумали мы. Он подвергает себя опасности, чтобы спасти близких. Никто из нас и не думал улетать – ни Какси, ни Икеи, ни я. Мы должны были досмотреть, чем все кончится.

Так продолжалось часа два. Мы не понимали, с чего бы охотники погнались за лосем, если у них даже ружей с собой нет. Неужели он решили взять его измором? Он же бегает в пять раз быстрее, чем они. А собаки к такому и подойти побоятся.

И тут мы увидели, что лось бежит уже не так быстро. И ноги ставит как-то неуверенно, осторожно. А на снегу следы крови.

И только тогда мы поняли, чего хотят эти охотники. Они рассчитывали, что им поможет снег. Лось очень тяжелый, при каждом шаге ноги его проваливались чуть не на полметра. А твердый наст сдирал шерсть и ранил кожу. Каждый шаг был для него мучением.

Охотники, собаки – они же почти ничего не весили по сравнению с этим огромным лосем. Он убегал от них, но все более медленно и неуверенно. И дышать стал по-другому – быстро, шумно. И не только потому, что ему было очень больно, – он просто-напросто устал от бега по глубокому снегу.

И в конце концов лось потерял терпение. Он остановился и повернулся к преследователям, готовый к последней битве. Увидел нас и крикнул:

«Вы, дикие, свободные гуси! Не улетайте, пока все не будет кончено! И в следующий раз, когда будете в Кольмордене, найдите Карра, пса лесника, и передайте ему, что Грофелль погиб достойной смертью!»

Акка замолчала. Пес с трудом встал и сделал два шага вперед.

– Грофелль прожил хорошую жизнь, – сказал он. – Он меня знал. Он знал, что храбрости мне не занимать. Я буду его оплакивать, но я рад слышать, что он погиб как храбрец. А теперь расскажите…

Он задрал хвост и поднял голову, стараясь принять гордую и достойную позу, но ноги его не держали, и он опустился на землю.

– Карр, Карр! – послышался человеческий голос.

Старый пес собрался с силами и с трудом встал:

– Хозяин зовет. Не ждать же ему. Я видел, как он заряжал ружье. Пойдем на охоту. В последний раз, наверное… Спасибо, гуси. Теперь я знаю все, что мне надо было знать, и могу спокойно умереть.

XXIII. Райский сад

Воскресенье, 24 апреля

На следующий день гуси летели на север над Сёрмландом. Мальчик смотрел и думал, как это не похоже на все, что он видел раньше. Ни просторных степных равнин, как в Сконе или Эстерйотланде, ни бескрайних лесов, как в Смоланде, а всего понемногу.

Взяли большое озеро, широкую реку, лес, как в Кольмордене, горы, как в Блекинге, нарезали все это на куски и раскидали как попало. Все, что он видел, было маленьким, почти игрушечным: крошечные, как блюдца, озера, небольшие поляны, приземистые холмы и маленькие рощи. И вправду как обрезки. Ничему не дали вырасти как следует. Только-только равнина начинает расправлять плечи, как тут же на пути возникает холм. И холмам не лучше – соберется какой-нибудь из них соединиться со своими собратьями в какое-то подобие горной гряды, ан нет! Тут же между ними в отместку пролезает полоска степи или находится какая-нибудь речушка. Но и речушке тоже не развернуться: захочет разлиться широким потоком и завести настоящие, как у больших рек, берега – так нет. Как назло, появляется озерцо.

Гуси летели вдоль берега, совсем близко к морю, и мальчик с удивлением заметил, что и морю здесь не позволяют быть морем. Тут и там раскиданы острова. Но и островам не дают расти! Все крошечные. Все-таки море не позволяет так себя унижать. Не на чем остановить глаз – все меняется и чередуется, как в калейдоскопе, который он получил от отца в прошлом году на ярмарке.

Хвойный лес – лиственный лес, лоскуты пашни – болота, усадьбы – хутора арендаторов, опять усадьбы, опять хутора.

На полях никого, зато на дорогах и тропинках полно людей. Все в черном, с книгами под мышкой и белыми носовыми платками в руках.

Сегодня же воскресенье, сообразил мальчик. Все идут в церковь. Он заметил две или три разодетые молодые пары в сопровождении родственников – ясно, венчаться едут. Еле ползет похоронная процессия. Изящные коляски, крестьянские телеги. Жители островов уже спустили на воду лодки – и все направляются в церковь.

Они летели, а под ними чередовались приходы. И везде, как бы цепляясь друг за друга, плыли звуки колоколов. Казалось, сам воздух превратился в этот торжественный, волнующий и в то же время успокаивающий звон.