Удольфские тайны

На лицах Бертолини и Верецци отразилось нечто большее, чем простое любопытство. Кавиньи, судя по всему, интереса не испытал, потому что слышал историю прежде.

– Прошло уже двадцать лет с тех пор, как замок перешел в мое владение, – начал Монтони. – Я унаследовал его по женской линии. Синьора, моя предшественница, приходилась мне дальней родственницей, и я стал последним представителем ее рода. Она была хороша собой и богата. Я за ней ухаживал, но она остановила свой выбор на ком-то другом и отвергла меня. Впрочем, возможно, ее чувство осталось без ответа, поскольку она впала в глубокую меланхолию; не исключено, что она сама положила конец собственной жизни. В то время меня в замке не было, но некоторые важные и таинственные обстоятельства мне известны, и я о них расскажу.

– Расскажите! – произнес кто-то.

Монтони умолк. Гости переглянулись, пытаясь понять, кто подал голос, но ничего не выяснили. Наконец синьор опять заговорил:

– Нас подслушивают. Закончим беседу в другой раз. Передайте кубок.

Гости осмотрели просторную комнату.

– Никого, кроме нас, здесь нет, – успокоил его Верецци. – Прошу, синьор, продолжайте!

– Вы что-нибудь слышали? – спросил Монтони.

– Слышал, – ответил Бертолини.

– Должно быть, показалось, – повторил Верецци. – Никого, кроме нас, здесь нет, а голос доносился откуда-то снаружи. Продолжайте, синьор!

Немного помолчав, Монтони заговорил тише, а гости сели плотнее друг к другу, чтобы лучше слышать.

– Важно знать, синьоры, что в течение нескольких месяцев у синьоры Лорентини наблюдались симптомы расстроенного сознания – точнее, воспаленного воображения. Поведение ее стало крайне неровным: порой она погружалась в спокойную меланхолию, а затем, как мне рассказывали, проявляла буйное безумство. Одним октябрьским вечером, едва оправившись от очередного приступа, она удалилась в свою комнату и строго-настрого запретила ее беспокоить. Это та самая комната в конце коридора, синьоры, где вчера произошло столкновение. С тех пор благородную синьору Лорентини больше никто не видел.

– Неужели? – не поверил Бертолини. – Ее тела не было в комнате?

– Останки так и не нашли? – хором воскликнули все остальные.

– Нет, – отрезал Монтони.

– Но почему решили, что она покончила с собой? – спросил Бертолини.

– Да, каковы причины? – поддержал Верецци. – И как случилось, что тело исчезло? Даже если она себя убила, то уж похоронить-то никак не могла.

Монтони взглянул на него с негодованием, и Верецци принялся извиняться:

– Прошу прощения, синьор. Говоря таким легким тоном, я не учел, что дама была вашей родственницей.

Монтони принял извинение.

– Но синьор соизволит пояснить, почему решил, что произошло самоубийство?

– Поясню позже, – ответил Монтони, – а сейчас позвольте сообщить об одном необыкновенном обстоятельстве. Я не сомневаюсь, что разговор останется между нами, поэтому слушайте мой рассказ.

– Слушайте! – произнес голос.

Все мгновенно умолкли, а лицо Монтони заметно изменилось.

– Нет, это не игра воображения, – прошептал Кавиньи после долгой паузы.

– Я тоже слышал, – подтвердил Бертолини. – Но, кроме нас, здесь никого нет!

– Чрезвычайно странно, – произнес Монтони, вскочив из-за стола. – Этого нельзя терпеть; здесь какой-то обман, фокус, и я выясню, что он значит.

Вся компания в замешательстве поднялась с мест.

– Действительно очень странно! – поддержал хозяина замка Бертолини. – В комнате нет никого постороннего. Если это трюк, синьор, вам следует примерно наказать автора.

– Трюк! Что же еще? – добавил Кавиньи с наигранным смехом.

Немедленно вызвали слуг и заставили обыскать гостиную, однако так никого и не нашли. Удивление и испуг гостей нарастали. Монтони тоже не на шутку встревожился.

– Нам следует уйти и оставить эту тему разговора. Наверное, она слишком мрачна.

Гости с готовностью покинули гостиную, но рассказ синьора возбудил всеобщее любопытство, поэтому начали упрашивать Монтони перейти в другое помещение и продолжить рассказ, однако никакие уговоры не подействовали. Несмотря на попытки выглядеть спокойным, хозяин замка был охвачен тревогой.

– Но, синьор, вы же не суеверны! – ободряюще воскликнул Верецци. – Вы всегда смеялись над доверчивостью других!

– Не суеверен, – ответил Монтони, смерив собеседника суровым взглядом, – однако презираю банальности, которые часто используют против суеверий. Я непременно проникну в суть дела.

С этими словами хозяин вышел из гостиной, и гостям не осталось ничего другого, как только разойтись по своим спальням.

Глава 21

На щеках его цветут розы юности.Шекспир У. Антоний и Клеопатра