Ужасные ссоры супругов, которые часто приходилось наблюдать, расстраивали Эмили больше, чем все остальные события, случившиеся после отъезда из Тулузы. Перед внутренним взором то и дело возникали картины счастливого детства, доброта и нежность родителей, в то время как все происходившее у нее на глазах внушало ужас и изумление. Трудно было представить, чтобы столь яростные и необузданные страсти, какие демонстрировал Монтони, могли уживаться в одном человеке. Еще больше удивляло, что в случае необходимости он мог не только обуздать своих демонов, но даже использовать их в собственных интересах и скрывать свое черное нутро. Однако это не могло обмануть Эмили, поскольку в большинстве случаев синьор не считал нужным маскироваться перед ней.
Нынешняя жизнь представлялась Эмили игрой воспаленного воображения или одной из тех пугающих фантазий, в которых порой находит выход необузданный поэтический дар. Размышления не приносили ничего, кроме сожаления, а предчувствия порождали страх. Как часто ей хотелось улететь на крыльях ветра в родной Лангедок и вернуться к вольной жизни!
Она часто интересовалась здоровьем графа Морано, но Аннет всякий раз отвечала, что подробностей не знает, но доктор сказал, что живым он из хижины не выйдет. Эмили тяжело переживала свою невольную вину: ведь именно она стала причиной раздора – а горничная понимала ее раскаяние по-своему.
Вскоре случилось событие, полностью отвлекшее внимание Аннет от этой темы и возбудившее свойственное ей любопытство. Однажды она явилась в комнату молодой госпожи с чрезвычайно важным видом и заявила:
– Что это значит, мадемуазель? Если бы мне удалось благополучно вернуться в Лангедок, я больше ни за что никуда бы не поехала! Да, хорошо повидать чужие края, но только не оказаться пленницей в старом замке, среди дремучих гор, да еще, чего доброго, проститься здесь с жизнью!
– О чем ты, Аннет? – изумилась Эмили.
– Мадемуазель, вы можете удивляться сколько угодно, пока и вас тоже не убьют. Вы не поверили в призрак, о котором я говорила, хотя я показала то самое место, где он появлялся! Да, вы ничему не верите, мадемуазель.
– Аннет, ради бога, объясни, что ты имеешь в виду! О каком убийстве речь?
– Мадемуазель, они собираются убить нас всех. Но какой смысл что-то объяснять? Вы же все равно не поверите.
Эмили попросила Аннет успокоиться и рассказать обо всем, что видела и слышала.
– О, я видела достаточно, мадемуазель, да и слышала тоже немало. Людовико может подтвердить. Бедняга! Его тоже убьют! Думала ли я, когда он так сладко пел под моим окном в Венеции… Так вот: все эти работы в замке, странные люди, что расхаживают повсюду, грубость синьора с госпожой, его странное поведение, – все это, как я сказала Людовико, не к добру. А он велел мне попридержать язык. «В этом мрачном замке синьор и сам страшно изменился, – ответила я. – Во Франции он был таким веселым и галантным, добрым с госпожой. Иногда даже улыбался мне, бедной служанке, и добродушно подшучивал. Помню, как однажды, когда я выходила из уборной госпожи, сказал…»
– Неважно, что тебе сказал синьор, – нетерпеливо перебила ее Эмили. – Лучше объясни, что тебя встревожило сейчас.