Удольфские тайны

– Ах, мадам! Никто ничего не понимает, кроме старого Карло. Уж он-то знает все на свете, но молчит так же упорно, как его господин. Одни говорят, что синьор намерен испугать врага. Но где враг? Другие утверждают, что он собирается захватить чей-то замок. Разве ему мало места в своем замке, чтобы отнимать чужие? Наверняка было бы лучше, если бы здесь находилось больше народу.

– Боюсь, скоро твое желание исполнится, – вздохнула мадам Монтони.

– Нет, мадам, я говорю не об этих злодеях, а о таких галантных, любезных, веселых парнях, как Людовико: он всегда рассказывает забавные анекдоты и смешит. Буквально вчера он поведал такую замечательную историю, что я до сих пор не могу успокоиться. Вот послушайте…

– Пожалуй, обойдемся без подробностей, – перебила ее госпожа.

– Ах, – продолжила Аннет, – Людовико видит гораздо дальше других! Вот и сейчас, ничего не зная, он сумел разгадать замысел господина.

– Каким образом? – удивилась мадам Монтони.

– Людовико говорит… но нет, он велел молчать, и я не нарушу данного слова.

– И о чем же он велел молчать? – сурово уточнила госпожа. – Я настаиваю на немедленном ответе: какое обещание он с тебя взял?

– Ах, мадам! – воскликнула Аннет. – Не скажу ни за что на свете!

– Немедленно отвечай! – приказала хозяйка.

– Дорогая мадам! Я не нарушу данного слова даже за сотню цехинов! Вы не заставите меня отступить от клятвы!

– Я не стану ждать ни минуты, – пообещала мадам Монтони, но поскольку Аннет молчала, хозяйка пригрозила: – Я немедленно доложу синьору, а уж он-то заставит раскрыть все секреты.

– Ради всего святого, мадам, только ничего не говорите синьору, и тогда вы услышите все, – сдалась Аннет.

Мадам Монтони пообещала молчать.

– Видите ли, мадам, Людовико утверждает, что синьор… конечно, он только так думает, а каждый волен думать что хочет… так вот, он думает, что синьор…

– Да говори же ты наконец! – не выдержала госпожа.

– Что синьор намерен заняться грабежом и стать предводителем разбойников.

– Ты в своем уме, Аннет? – изумленно воскликнула мадам Монтони. – Или просто дурачишь меня? Немедленно в точности повтори слова Людовико, без всяких уловок.

– Нет, мадам! Я и так наговорила лишнего! – горячо возразила служанка.

Госпожа настаивала, горничная отказывалась, и так продолжалось до тех пор, пока в комнату не вошел сам Монтони и не выгнал Аннет. Она удалилась в страхе за последствия своего поведения. Эмили тоже хотела уйти, но тетушка попросила ее остаться. Монтони не возражал, поскольку племянница уже не раз становилась свидетельницей их ссор.

– Я хочу немедленно узнать, что происходит, – заявила супруга. – Что делают здесь вооруженные люди, о которых мне докладывают?

Монтони бросил на нее презрительный взгляд, а Эмили что-то шепнула тетушке.

– Неважно! – отмахнулась та. – Я все равно это узнаю, как и то, с какой целью укрепляется замок.

– Все, довольно! – перебил ее Монтони. – Я пришел по другому поводу. Хватит со мной играть. Мне немедленно нужны поместья, иначе я найду способ…

– Поместья никогда не станут вашими, – твердо возразила мадам Монтони, – и никогда не послужат средством исполнения злодейских планов! Но в чем они заключаются? Вы ожидаете нападения на замок? Я здесь заложница и могу погибнуть в осаде?

– Такое может случиться, если вы не выполните мое требование, – ответил Монтони, – поскольку не сумеете отсюда выйти.

Мадам разразилась бурными рыданиями, но внезапно умолкла, поняв, что угрозы мужа – своеобразный способ добиться ее согласия. Она намекнула ему на свои подозрения, а в следующий миг заявила, что намерения его вовсе не благородны и что он всего лишь предводитель бандитов и собирается напасть на Венецию, чтобы разорить и разграбить город и окружающие земли.

Монтони смерил жену твердым суровым взглядом, и та поняла, что вышла за рамки дозволенного. Эмили трепетала от ужаса.

– Сегодня же вечером вы будете заключены в восточную башню. Может, тогда вы поймете, как опасно оскорблять человека, который обладает неограниченной властью.

Эмили упала к ногам господина и принялась умолять простить тетушку. Та дрожала от страха и негодования, то расточая проклятия, то присоединяясь к мольбам. Однако Монтони грубым ругательством прервал полную драматизма сцену и резко отстранился от Эмили, оставив в ее руках свой плащ, отчего бедняжка упала, больно ударившись лбом. Синьор, даже не попытавшись ее поднять, вышел из комнаты. Эмили не обратила внимания на боль: ее внимание привлек громкий стон тетушки. Мадам неподвижно сидела в кресле в странном состоянии, но не утратив чувств. Эмили поспешила ей на помощь и увидела, что глаза у нее закатились, а черты лица искажены конвульсиями.