Удольфские тайны

Около полуночи общество отправилось в оперу. Глядя на сцену и одновременно вспоминая только что оставленный пейзаж, Эмили осознала, насколько искусство проигрывает в соперничестве с природой. Сейчас сердце ее не прониклось восторгом, а глаза не наполнились светлыми слезами, как случалось, когда она созерцала бескрайнее пространство моря или величие небес, прислушивалась к перекатам волн, плеску весел и долетавшим издалека песням. В сравнении с естественной красотой театральное представление выглядело убогим подражанием.

Эмили мечтала, чтобы вечер поскорее закончился. Хотелось укрыться от ухаживаний графа Морано. Поскольку в сознании противоположности нередко притягиваются, глядя на итальянского аристократа, она то и дело с глубоким вздохом вспоминала Валанкура.

Несколько недель прошло в рутине визитов и развлечений, без заметных событий. Эмили с интересом наблюдала столь отличные от французских пейзажи и нравы, вот только граф Морано слишком часто нарушал ее покой. Его внешность, фигура и элегантность вызывали всеобщее восхищение. Возможно, если бы сердце Эмили не принадлежало Валанкуру и если бы граф не был столь навязчив, она тоже оценила бы его достоинства.

Вскоре после приезда в Венецию Монтони получил письмо от месье Кеснеля, в котором тот сообщал, что на вилле, расположенной на берегу Бренты, скончался дядя его жены, и теперь ему предстоит срочно отправиться в Италию, чтобы вступить во владение поместьем и прочим наследством. Этот дядя приходился братом покойной матери мадам Кеснель, а Монтони связывало с ним родство по отцовской линии. Хоть он и не мог рассчитывать на какие-то дивиденды, вызванная письмом зависть оказалась слишком сильной, чтобы ее скрыть.

Эмили с тревогой замечала, что после отъезда из Франции Монтони даже не пытался изобразить доброе отношение к жене. Если поначалу он откровенно пренебрегал ее обществом, то сейчас проявлял недовольство и холодность. Она никогда не верила, что недостатки характера тетушки укроются от проницательности Монтони, а ум и внешность смогут заслужить его внимание и симпатию. Именно поэтому брак чрезвычайно ее удивил, но трудно было представить, что супруг проявит столь открытое презрение. Объяснение же заключалось в том, что привлеченный видимостью богатства Монтони вскоре жестоко разочаровался, поняв, что на самом деле жена обладает скромным достатком, а особенно обиделся и рассердился, узнав, что мадам Шерон обманывала его вплоть до тех пор, когда обман утратил смысл. Он чувствовал себя обманутым там, где сам собирался обмануть. Его победила хитрая неумная женщина, ради которой он пожертвовал гордостью и свободой, но так и не смог отвести нависшего над головой разорения. Мадам Монтони сумела сохранить за собой основную часть состояния; оставшуюся же часть, хотя та и не соответствовала его ожиданиям, он обратил в наличные и привез в Венецию, чтобы в течение некоторого времени поддерживать иллюзию собственной состоятельности и предпринять последнюю попытку вернуть утраченное богатство.

Достигшие слуха Валанкура намеки относительно личности и положения Монтони оказались вполне справедливыми, но лишь время и обстоятельства могли определить их истинность, а потому доверимся времени и обстоятельствам.

Мадам Монтони была не из тех, кто готов кротко терпеть обиды и достойно выносить оскорбления. Ее раздраженная гордость проявилась во всей ярости и злобе ограниченной и дурно воспитанной женщины. Она отказывалась признавать, что в какой-то мере спровоцировала презрение супруга собственным двуличием, и малодушно настаивала на том, что лишь она достойна жалости, а Монтони не заслужил ничего, кроме осуждения. Поскольку сознание ее не было отягощено понятием морального долга, она редко признавала силу нравственных обязательств помимо тех случаев, когда эти обязательства нарушались по отношению к ней самой. Ее тщеславие потерпело серьезный удар со стороны откровенного презрения мужа, и новый удар принесло разоблачение его материальных обстоятельств. Дворец в Венеции своей обстановкой открывал часть правды непредвзятому наблюдателю, но ничего не говорил тому, кто верил в то, во что хотел верить. Мадам Монтони все еще мнила себя принцессой, владеющей дворцом в Венеции и замком в Апеннинах. Время от времени Монтони упоминал, что намеревается отправиться в Удольфо и провести там несколько недель, чтобы проверить состояние замка и собрать налоги, так как не был там два года, полностью полагаясь на старого слугу, которого называл дворецким.

Эмили с радостью слушала разговоры о поездке, ожидая не только новых впечатлений, но и освобождения от навязчивого внимания графа Морано. На лоне природы ничто не мешало ей думать о Валанкуре и предаваться меланхолии, вызванной как его образом, так и воспоминаниями о Ла-Валле и родителях. Воспоминания радовали душу и сердце куда больше, чем окружающее веселье, и казались талисманом, надежно оберегавшим от отравы временного зла и поддерживавшим надежду на счастливые дни.