– Ничего: как только этот венецианский граф… забыл, как его зовут… женится на тебе, нынешнее бедственное положение изменится к лучшему. Как родственник я не могу не радоваться столь удачному и, признаюсь, неожиданному для близких обстоятельству.
На несколько мгновений Эмили лишилась дара речи, а когда попыталась разубедить дядю относительно содержания вложенной в письмо Монтони записки, он не поверил ей и принялся отчитывать, обвиняя в капризах, а когда все-таки убедился в глубокой неприязни Эмили к Морано и в решительном отказе принять его предложение, не стал сдерживать бурное выражение гнева. Родство с итальянским аристократом (хоть он и сделал вид, что забыл его имя) чрезвычайно льстило месье Кеснелю, а чувства племянницы не только ничуть его не беспокоили, но и раздражали, поскольку мешали осуществлению амбициозных планов.
По поведению дяди Эмили не составило труда понять, какие трудности ее ожидают. И хотя никакая сила не могла заставить ее отказаться от Валанкура ради Морано, душа трепетала в ожидании столкновения с яростным нравом месье Кеснеля.
Шумному негодованию и безудержным обвинениям она смогла противопоставить лишь спокойное достоинство возвышенного ума, но ее сдержанная твердость лишь подлила масла в огонь ярости, заставив месье Кеснеля осознать собственное моральное ничтожество. На прощание он безжалостно заявил, что если племянница намерена упорствовать в своем отказе, то они с Монтони опозорят ее перед светом.
Едва Эмили осталась одна, спокойствие покинуло ее. Со слезами она призывала на помощь отца, чей предсмертный совет сейчас предстал во всей мудрой глубине.
«Увы! – проговорила она про себя. – Теперь я начинаю по-настоящему понимать, насколько сила духа ценнее дара чувствительности, и постараюсь исполнить данное обещание. Я не стану поддаваться бесполезным переживаниям, но стойко перенесу притеснения и нападки, которых невозможно избежать».
Немного успокоенная решением выполнить последнюю просьбу отца и вести себя так, как он советовал, Эмили вытерла слезы и к обеду вышла с обычным безмятежным видом.
В вечерней прохладе дамы сели в экипаж хозяйки и отправились на прогулку вдоль берега Бренты. Настроение Эмили было прямо противоположным веселью собравшихся в тени деревьев компаний. Одни танцевали, другие отдыхали на траве, наслаждаясь кофе и чудесным вечером в окружении роскошных пейзажей. Глядя на темневшие вдалеке вершины Апеннин, Эмили вспомнила о замке Монтони и испугалась, что он отвезет ее в горную глушь, чтобы заставить покориться, но мысль эта вскоре отступила: в Венеции она находилась в его власти в той же мере, что и в любом другом месте.
На виллу дамы вернулись уже при лунном свете. Ужин был подан в очаровавшем накануне просторном зале. Ожидая появления месье Кеснеля, Монтони и других джентльменов, дамы устроились в портике, и Эмили постаралась предаться спокойствию момента. Вскоре у ведущей в сад мраморной лестницы остановилась лодка. Послышались голоса Монтони, Кеснеля и еще один, принадлежавший не кому иному, как Морано, а вскоре граф явился собственной персоной. Эмили молча приняла его витиеватые комплименты. Холодная встреча поначалу расстроила графа, но вскоре он восстановил обычную легкость манер, хотя и было заметно, что назойливая любезность хозяев чрезвычайно его раздражает. Эмили не представляла, что месье Кеснель способен проявлять столько внимания, так как прежде видела его только в обществе людей, низших или равных ему по званию и положению.
Как только удалось уединиться в своей комнате, она почти невольно задумалась о том, возможно ли каким-нибудь способом убедить графа отказаться от своего предложения. На ум не приходило ничего более реального, как признаться в том, что она любит другого, и попытаться вызвать жалость, но гордость не позволила ей открыть душу столь бесчувственному человеку, поэтому Эмили с отвращением отказалась от своего плана, с содроганием подумав, как ей вообще такое могло прийти в голову. Она в самых решительных выражениях повторила отказ и даже сурово осудила настойчивость поклонника. Ее отповедь хоть и смутила графа, но вовсе не остановило: вплоть до появления мадам Кеснель он продолжал пылко выражать ей свое восхищение и преданность.
Таким образом, все очарование виллы исчезло из-за навязчивых приставаний графа и жестоких нападок Кеснеля и Монтони, которые сейчас настаивали на свадьбе еще тверже, чем в Венеции. Мадам Монтони полностью поддерживала мужа. Убедившись, что ни уговоры, ни угрозы не способны повлиять на решение племянницы, месье Кеснель ослабил давление, доверившись Монтони в надежде, что дело устроится в Венеции. Эмили тоже ждала возвращения в город: там Морано хотя бы не будет жить с ней в одном доме, а Монтони, как всегда, займется своими делами. Несмотря на собственные неприятности, Эмили не забывала о несчастной Терезе и настойчиво просила месье Кеснеля помочь верной служанке. В конце концов, дядюшка дал обещание, что не забудет об экономке.