Дверь закрылась, и она снова осталась наедине с печальными мыслями. Некоторое время Эмили сидела неподвижно, словно не понимая, где находится, а потом подняла голову, посмотрела вокруг и испугалась царившего в комнате мрака и абсолютной тишины. Устремив взгляд на дверь, она попыталась уловить хотя бы слабый звук, но поскольку уже было за полночь, все домашние, кроме дожидавшегося Монтони слуги, легли спать. Измученный страданиями ум поддался воображаемым страхам. Эмили боялась смотреть в темные углы просторной комнаты и постоянно вздрагивала. Нервное расстройство продолжалось так долго, что, если бы не ужас, она непременно встала бы с кресла, вышла из комнаты и позвала Аннет, горничную мадам Монтони.
Наконец болезненные иллюзии утратили силу. Эмили нашла силы лечь в постель, но не уснула, а попыталась унять воображение и собраться с силами, чтобы выдержать утреннее испытание.
Глава 18
Лишь под утро Эмили забылась тяжелым тревожным сном, но вскоре услышала настойчивый стук в дверь и в ужасе вскочила. На ум сразу пришли Монтони и Морано, но спустя несколько мгновений она услышала голос Аннет и отважилась открыть дверь.
– Что привело тебя так рано? – спросила она, дрожа от дурного предчувствия.
– Дорогая мадемуазель! – ответила Аннет. – Вы так бледны, что страшно смотреть. Внизу вдруг поднялась жуткая суета. Все слуги бегают туда-сюда, и никто не знает, зачем и почему!
– А кто еще внизу, кроме слуг? – уточнила Эмили. – Аннет, не трать понапрасну время!
– Ни за что, мадемуазель. Я никогда не болтаю попусту, но ведь порой хочется высказать собственное мнение. Там синьор в таком волнении, в каком я ни разу не видела его прежде. Он и послал меня к вам: велел сказать, чтобы вы немедленно оделись и вышли.
– Господи, помоги! – воскликнула Эмили, едва не теряя сознание. – Значит, граф Морано уже явился!
– Нет, мадемуазель. Насколько мне известно, графа внизу нет. Синьор отправил меня сообщить, чтобы вы собрали вещи и приготовились срочно покинуть Венецию. Через несколько минут подадут гондолы. Но я должна вернуться к госпоже. Она совсем растерялась и не знает, за что хвататься.
– Объясни, Аннет! Что все это значит? – потребовала Эмили, до такой степени охваченная удивлением и робкой надеждой, что с трудом дышала.
– Не имею понятия, мадемуазель. Знаю только, что синьор вернулся домой в очень плохом настроении, разбудил весь дом и приказал немедленно собираться, чтобы уехать из Венеции.
– Граф Морано поедет с синьором? – уточнила Эмили. – И куда мы направимся?
– Точно ничего не знаю, мадемуазель. Слышала только, как Людовико говорил о замке синьора в горах.
– Апеннины! – вздохнула Эмили. – Значит, надежды нет!
– Да-да, он назвал как раз это место. Но не расстраивайтесь и не принимайте близко к сердцу. Лучше подумайте, как мало у вас времени на сборы и как нетерпелив синьор. Святой Марко! На Гранд-канале уже слышен плеск весел, все ближе и ближе. Кажется, они у ступеней внизу. Да, это точно гондола!
Аннет в панике выбежала из комнаты, а Эмили стала собираться к неожиданному отъезду, не представляя, может ли произойти что-то еще худшее. Не успела она сложить в дорожный сундук книги и одежду, как услышала, что ее снова зовут. Войдя в уборную тетушки, она обнаружила там Монтони: синьор нетерпеливо отчитывал жену за промедление. Вскоре он вышел, чтобы отдать приказы слугам. Эмили спросила о причине поспешного отъезда, но мадам Монтони тоже ничего не знала и очень не хотела покидать Венецию.
Наконец все сели в гондолу, но ни графа Морано, ни Кавиньи на борту не оказалось. Воодушевленная этим обстоятельством, Эмили почувствовала себя осужденным, неожиданно получившим помилование. Когда лодка вышла из канала в море и миновала площадь Сан-Марко, не остановившись, чтобы забрать графа Морано, на сердце стало легче.
На горизонте затеплилась заря и вскоре разлилась по Адриатическому морю. Эмили не отважилась задавать вопросы: некоторое время синьор просидел в мрачном молчании, а затем завернулся в плащ и словно уснул. Мадам Монтони последовала его примеру, но Эмили спать не могла. Хоть рассвет уже и озарил вершину горы Фриули, склоны и плескавшиеся у подножия далекие волны все еще оставались в глубокой тени. Погрузившись в меланхолию, Эмили наблюдала, как свет распространяется по воде, озаряя сначала Венецию с островами, а потом берега Италии, вдоль которых уже начали двигаться треугольные паруса.