Помощник Чемберлена Вильсон боялся только одного: совместная с СССР акция “может быть воспринята немцами как запугивание”. Брат писателя Сомерсета Моэма - лорд Моэм заявил, что “в Судетской области британские интересы не затронуты никоим образом”. Но это Дафф Купер ответил, что “главный интерес нашей страны заключается в предотвращении доминирования одной страны в Европе” и что “нацистская Германия представляет собой самую мощную державу, которая когда-либо доминировала в Европе” и противодействие ей “совершенно очевидно соответствует британским интересам”.
На пороге кризиса Герман Геринг на Нюрнбергском партайтаге назвал чехов “жалкой расой пигмеев, эксплуатирующей культурный народ”. В последний день съезда НСДАП Гитлер под рев трибун назвал Чехословакию “чудовищным творением” и потребовал права самоопределения для судетских немцев.
В Лондоне Черчилль предложил министру иностранных дел Галифаксу “сказать Германии, что если она посягнет на чехословацкую землю, она будет в состоянии войны с ними”. Черчилль писал 15 сентября в “Дейли телеграф”, что чехи будут отчаянно сражаться и выведут из строя от 300 до 400 тысяч солдат противника. Весь мир придет на помощь Чехословакии.
В тот же день Чемберлен, впервые в жизни сел в самолет и приземлился в Мюнхене. Встречавшие его в почетном карауле эсесовцы были взяты из охранявшей Дахау дивизии СС “Мертвая голова”. Толпы приветствовали его на пути к железнодорожной станции. Трехчасовая езда завершилась в Берхтесгадене. На ступеньках Бергхофа его приветствовал Гитлер, одетый в хаки со свастикой на рукаве. (За исключением костюма, писал Чембрлен сестре, “он выглядит совершенно неприметным. Ты никогда бы не выделила его в толпе”). Гитлер, не давая присутствующим говорить, развивал все вариации той идеи, что не позволит притеснения трех миллионов судетских немцев. Он готов “к риску мировой войны”. В одном из перерывов Чемберлен спросил: Зачем тогда он приехал? Гитлер потребовал самоопределения судетских немцев. Чемберлен ответил, что “лично он признает принцип выделения Судетской области”, но должен посоветоваться с кабинетом и с французами. Условием договоренности должно быть обещание Гитлера не вторгаться в Чехословакию до их следующей встречи.
В письме сестре Чемберлен писал: “Мне все же удалось установить определенную степень доверия. Несмотря на жестокость и безжалостность, выражение которых я видел на его лице, у меня сложилось впечатление, что это человек, на которого можно положиться, если он дал свое слово”. С коллегами по кабинету Чемберлен был менее дипломатичен. Он назвал (17 сентября) Гитлера “обычной маленькой собакой”, но выразил надежду, что “он лучше, чем его слова”, В эти дни Черчилль горько сожалел, что в 1931 году буквально своими руками перекрыл себе путь в иерархию консервативной партии. Он опубликовал заявление, что раздел Чехословакии приведет к “полной капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой”. Нейтрализация Чехословакии высвободит по меньшей мере двадцать пять германских дивизий для действий против Франции, а затем откроет “для триумфаторов-нацистов дорогу к Черному морю”. Никольсон приехал в лондонскую квартиру Черчилля. “Это конец Британской империи”, - сказал Черчилль.
Черчилль предложил потребовать немецкой демобилизации, управления Судетами международной комиссией, отказа обсуждать польские и венгерские претензии на чехословацкую территорию немецкие гарантии чехословацкой территории. Один из присутствующих воскликнул: “Ну Гитлер никогда не пойдет на такие условия! В этом случае, - сказал Черчилль,- Чемберлен должен вернуться и объявить войну”. В лондонской квартире Черчилля собрались старые друзья, политические соратники, единомышленники. Со многими из них он прошел годы первой мировой войны и время послевоенных колебаний европейской политики. Это были Ллойд Джордж, Бонар Лоу, лорд Сесиль, Бренден Бракен. У Черчилля собрался цвет английской дипломатии 20-го века. Все они полагали, что в интересах Великобритании постараться привлечь к европейскому конфликту Советский Союз. Мы должны признать, что в этот час критического развития европейской остановки старые вожди британского империализма более ясно понимали интересы своей страны, чем их самонадеянные наследники.
28 февраля 1938 года истекал срок немецкого ультиматума. Чемберлен объяснял палате общин сложившуюся ситуацию, когда в зал принесли важное сообщение. Галифакс передал его Саймону, тот прочел и протянул премьер-министру. В тишине был слышен вопрос Чемберлена: “Должен ли я сказать им сейчас?” Когда Саймон улыбнулся, премьер объявил: “Герр Гитлер согласился отложить мобилизацию на двадцать четыре часа, и готов встретиться со мной, синьором Муссолини и месье Даладье в Мюнхене”. Молчание продолжалось лишь мгновение, затем зал утонул в приветствиях.