Уинстон Черчилль

Окружение Черчилля сопротивлялось тому, чтобы столь тесно и однозначно связать себя с судьбой Польши. Бусби писал Черчиллю: “Это самый сумасшедший шаг, когда-либо предпринятый нашей страной”. Бусби разговаривал с Гитлером более часа и когда фюрер сказал ему, что намерен использовать Польшу как трамплин для вторжения в СССР, он увидел в глазах Гитлера “безошибочные признаки сумасшествия”. Гитлер заверил Бусби, что Германия “не намерена атаковать Британию и Британскую империю, но, если Англия станет польским или русским союзником, у него не будет выбора”. И теперь, к ужасу Бусби, Чемберлен давал “неожиданные безоговорочные гарантии без каких-либо гарантий русской помощи”. Б.Лиддел-Гарт, крупнейший военный теоретик, расценивал гарантии Польше как “глупый, бессмысленный и плохо обдуманный жест”, который “отдает судьбу Британии в руки хозяев Польши, людей сомнительных и переменчивых убеждений”. В знак протеста Лиддел-Гарт ушел с поста военного корреспондента “Таймс”. Дафф Купер записал в дневнике: “Никогда в нашей истории мы не отдавали в руки одной из малых стран решение о вступлении Британии в войну”.

Суждение Черчилля не было однозначным. Он писал о проявившемся со стороны Польши “аппетите гиены” во время раздела Чехословакии. В 1938 году воевать вместе с чехами против немцев имело смысл. Теперь же, после шести лет “примирения” правительство просило молодых людей “отдать свои жизни за территориальную целостность Польши… В худший возможный момент и в наименее благоприятных обстоятельствах было принято решение, означавшее гибель десятков миллионов людей”.

Почему примирители бросились к Польше, не успев договориться с СССР? Согласно Лиддел Гарту, Галифакс - правая рука Чемберлена “полагал, что Польша в военном смысле ценнее России”. И это мнение преобладало на Даунинг-стрит тогда, когда, по словам Лиддел Гарта, польские генералы “все еще связывали все свои надежды с огромной массой кавалерии. В этом отношении их идеи отстали от своего времени на восемьдесят лет, поскольку бессмысленность кавалерийских атак была доказана уже во время гражданской войны в Америке”. Игнорируя мировой опыт, польский лидер - полковник Йожеф Бек вел себя так, словно вермахт был равен по мощи польской армии. В Берлине же подписали планы выступления против Польши девяносто восьми дивизий (против тридцати польских), командиры которых полностью осознавали значение моторизованной техники.

Прибывшего в Лондон 3 апреля премьера Бека Чемберлен спросил, куда, по его мнению, будут нанесены следующие удары Гитлера? Бек с отсутствующим выражением лица ответил, что, видимо, речь пойдет о колониях. Чемберлен спросил о возможности для СССР оказать помощь Польше. Бек ответил, что “любая форма ассоциации между Польшей и Россией” будет означать войну между Польшей и Германией. Может ли Польша гарантировать помощь Румынии? - Пусть та будет предоставлена сама себе, - ответил Бек. Он пошел в своем самоослеплении еще дальше: Риббентроп “недавно заверил меня”, что Германия не претендует на Данциг. - Ослабил ли Польшу захват немцами чешских заводов “Шкода”? - Вовсе нет. В области военного снаряжения Польша “большей частью обеспечивает себя сама”. Черчилль задал Беку только один вопрос: “Вы будете возвращаться в Польшу в Вашем специальном поезде через Германию?” Когда тот ответил утвердительно, Черчилль заметил: “Я думаю, что пока у Вас еще есть время”.

На рассвете 7 апреля 1939 г. итальянские войска выступили против Албании. Р.Батлер примчался с этой вестью на Даунинг-стрит, 10, чтобы увидеть премьера кормящим птиц. Ему было непонятно замешательство окружающих: “Я уверен, что Муссолини не выступит против нас”. И продолжал кормить птиц.

К Черчиллю в Чартвел в этот день на ланч приехал Макмиллан. Он впервые увидел Черчилля за работой. Секретари составляли досье, телефоны звонили, карты разбросаны по всему дому. А Черчилля волнует лишь один вопрос: “Где расположен британский флот”. Как выяснилось, он разбросан по всему Средиземному морю. Из пяти линкоров один стоял у Гибралтара, второй у Кипра, три остальных в итальянских портах. Здесь же была подготовлена потрясшая палату общин речь о необходимости собрать военно-морские силы в кулак. У Макмиллана, по его словам, на всю жизнь осталось ощущение “силы и энергии, быстрого марша событий. Среди всего колеблющегося лишь Черчилль стоял незыблемым и уверенным в себя”.