Уинстон Черчилль

Черчилль суммировал ситуацию таким образом: “Если бы мистер Чемберлен по получении русского предложения ответил: “Да. Давайте сомкнем руки и разобьем Гитлеру нос”, или похожими по смыслу словами, парламент поддержал бы его. Сталин пришел бы к определенному мнению и история пошла бы другим курсом”.

В мемуарах Черчилль еще более определенно указал на утраченные возможности. “Теперь, глядя на эти события издалека, приходишь к выводу, что Британия и Франция должны были принять русское предложение, провозгласить трехсторонний союз и поставить выяснение метода конкретных действий союза в случае войны на будущее. Тройственный союз мог бы перехватить дипломатическую инициативу и Гитлер не смог бы прибегнуть к своей излюбленной тактике действий то на одном участке, то на другом”. Но, как заметил Черчилль, “премьер-министр Чемберлен и министерство иностранных дел Англии стояли словно пораженные загадкой Сфинкса”.

После долгих внутренних переговоров Париж принял это предложение, а Лондон нет. Здесь его обсуждение происходило 19 апреля. Выступивший вместо Галифакса Кадоган охарактеризовал московский план как “чрезвычайно неудобный”. Он заявил, что военная мощь СССР незначительна и заключил: “С практической точки зрения все аргументы говорят за то, чтобы не принимать русского предложения”. Предложение Литвинова должно быть отвергнуто на том основании, что оно может “вызвать отчуждение наших друзей и укрепить пропаганду наших врагов, не дав при этом реального материального вклада в укрепление нашего фронта”.

Чемберлен был в затруднении, зная, что завтра Черчилль укажет на него перстом. И все же старая команда - Чемберлен, Галифакс, Вильсон, Кадоган, Инскип и Саймон выступили против союза с большевиками. Одни из главных аргументов было возможное недовольство Польши и Румынии. Военные тоже помогли: согласно их экспертизе, военная помощь, которую мог оказать Польше и Румынии Советский Союз “не столь велика, как это принято считать”. В частной беседе Чемберлен сказал, что “скорее уйдет в отставку, чем заключит союз с Советами”. Более простодушный адмирал Четфилд сказал, что обеспокоен, “как бы Россия не заключила союза с Германией. Это создаст для нас самую опасную ситуацию”. Протокол в этом месте фиксирует оживленное изумление по поводу страхов адмирала.

После двух недель молчания Лондона Сталин сместил Литвинова с поста комиссара иностранных дел. Пост занял Молотов. Как пишет У.Манчестер, “исследовать сознание психопата невозможно - кратчайшее расстояние между двумя точками становится лабиринтом и все же Черчилль полагал, что в мышлении Сталина был метод. По-своему, следуя собственным извращенным представлениям, он все же был патриотом; как Уинстон он видел опасность Рейха и желал своей стране избежать этой опасности. Такова была его цель. Любые средства были приемлемы для него. Он начал поиски выхода из данного положения. Без сомнения, он предпочел бы избежать привязанности к союзникам вовсе. Если на него с подозрением смотрели в европейских столицах, то и он наблюдал за западными лидерами с немалой долей паранойи”. Пока союз с Британией и Францией выглядел предпочтительнее. Поэтому Молотову было поручено не прекращать дискуссий с Галифаксом и Бонне. Черчилль пишет в своих мемуарах, “советское правительство под воздействием Мюнхена было убеждено, что ни Британия, ни Франция не станут воевать до тех пор, пока немцы на них не нападут. Поэтому рассчитывать на них не приходится… Россия обязана была позаботиться о себе. Смещение Литвинова означало конец эпохи. Оно регистрировало то обстоятельство, что в Кремле потеряли веру в обеспечение безопасности совместно с западными державами и в возможность организации совместного восточного фронта против Германии”.

Гитлер следил за переменами в Кремле. Германский поверенный в делах сообщал из Москвы в Берлин: “Не далее как 2 мая Литвинов принимал английского посла и был назван в прессе среди почетных гостей на параде. Его смещение представляется результатом спонтанного решения Сталина… На последнем партийном съезде Сталин призвал к осторожности с тем, чтобы избежать втягивания Советского Союза в конфликт”.

Черчилль всячески подталкивал правительство. Он писал в “Дейли телеграф”: “Мы должны полностью поддержать идею сотрудничества с Россией, все балтийские государства - Литва, Латвия, Эстония - должны также войти в ассоциацию… Не существует никаких средств образования Восточного фронта против нацистской агрессии без активной помощи России. Русские интересы самым непосредственным образом связаны с предотвращением реализации планов Гитлера в Восточной Европе”.