Черчилль до конца оставался непоколебимым защитником Британской империи. За несколько месяцев до его отставки президент Эйзенхауэр высказал предположение – несколько наглое, – что достойной кульминацией черчиллевской карьеры будет прощальная речь, в которой он скажет, что колониализм «как способ взаимоотношения между народами уходит в прошлое». Черчилль не замедлил язвительно ответить: «Я с большим интересом прочел все, что вы написали мне о том, что называется колониализмом, а именно оказание помощи отсталым расам и расчистка джунглей». Он заявил, что в Индии, «со всей ее историей, религией и древними деспотичными формами правления, Британия расскажет историю, которая будет неплохо смотреться на фоне ближайшей сотни лет». Он добавил, что политика, которую защищает Эйзенхауэр, «полностью соответствуют политике, проводимой в данное время в колониях Британской империи». Однако: «Должен сказать, что в одном я среди отстающих. Я несколько скептически отношусь к всеобщему избирательному праву применительно к дикарям».
Последние несколько лет представляли собой «беспорядочный сюжет», написал Монтегю-Браун, имея в виду как свою жизнь, так и жизнь Черчилля. В начале 1960-х Монтегю-Браун обнаружил, что ему требуется всего пара часов в день для выполнения официальных, дипломатических обязанностей на службе у Черчилля. Шли месяцы и годы, и Монтегю-Браун – и иногда его жена и дочь или Колвиллы – дрейфовал с Черчиллем с одной виллы на Ривьере на другую, из одного порта назначения в другой на борту «Кристины». Для развлечения Черчилля Онассис приглашал знаменитостей, включая своих любовниц, Марию Каллас, Грейси Филдс и Грету Гарбо. «Без сомнения, – вспоминал внук Черчилля, названный в его честь, – мой дед наслаждался обществом прекрасных женщин». В конце прошлого века Черчилль написал матери после первого путешествия через Атлантический океан: «Не думаю, что когда-нибудь отправлюсь в морское путешествие ради удовольствия». Во время того путешествия его особенно раздражало полное отсутствие «приятных людей» на борту. Теперь, в последние годы жизни, он с огромным удовольствием бороздил морские просторы на борту «Кристины» в обществе веселых и приятных спутников. Во время одного из таких путешествий Черчилль предложил, чтобы все мужчины отрастили усы, и они так и сделали. Монтегю-Браун считал, что Черчиллю усы были «не к лицу». Как-то раз Монтегю-Браун услышал, как Черчилль обращался к дельфину, проплывавшему вдоль борта: «Хотел бы я иметь возможность общаться с тобой». Это была хорошая жизнь[2456]
.В 1961 году, когда «Кристина» совершила плавание на Карибы, Черчилль в шестнадцатый – и последний – раз посетил Соединенные Штаты. У мыса Хаттерас бушевал шторм, когда «Кристина» шла в Нью-Йорк вдоль побережья Каролины. Черчилль, уже восьмидесятишестилетний, решил забраться на рояль в гостиной, чтобы наблюдать за буйством волн. Ему помогли четыре здоровых греческих моряка. Он был Черчиллем; иначе и быть не могло. Когда из-за сильного волнения обедать за столом не представлялось возможным, Черчилль ел в постели, обложившись подушками и крепко зажав между ног бутылку шампанского Pol Roger. Онассис и Монтегю-Браун составляли ему компанию, сидя по-турецки на полу со своими бутылками шампанского. На борту «Кристины» Черчилль мог предаваться любимым занятиям: часами играл в безик, курил сигары, пил бренди. Но в 1961 году силы настолько оставили Черчилля, что по прибытии «Кристины» в Нью-Йорк Монтегю-Браун был вынужден вежливо отказать президенту Джону Ф. Кеннеди, который по телефону пригласил Черчилля провести несколько дней в Белом доме. Пришла пора возвращаться домой[2457]
.