Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

Россия пошла на разделы Речи Посполитой как на вы­нужденный шаг: более выгодным считалось сохранение на своих западных границах буферной зоны — подкон­трольного России польского государства [21]. Но далеко не всё решалось в Петербурге. В конечном счёте, Россия присо­единила те земли, что когда-то являлись Русью и со второй половины XVII века стремительно теряли свой русский православный облик. Так, ей достались почти все земли нынешней Белоруссии, а также Правобережье, Волынь и Подолье. Исключение составили лишь Латгалия, Курлян­дия и Литва, раньше «Русью» не являвшиеся (хотя поль­ской этнической территорией они тоже не были).

На отошедших к России землях постепенно вводятся об­щеимперское территориальное деление, законодательство, судопроизводство, позже, при Николае I, ликвидируется униатская церковь и население возвращается в правосла­вие. В начале XIX века складывается административно-­территориальная система, с небольшими изменениями просуществовавшая до 1917 года.

Фактическое существование особых историко-культур­ных регионов отражалось и в административной практи­ке. Так, территория, ныне составляющая Украину, подраз­делялась на три генерал-губернаторства. Малороссийское генерал-губернаторство (1802-1856 гг.) включало в себя Черниговскую, Полтавскую, а с 1835 года — и Харьковскую губернии (бывшую Гетманщину и Слободскую Украину, а также часть земель бывшего Запорожского войска). Ки­евское генерал-губернаторство (или Юго-Западный край, 1832-1915 гг.) — Подольскую, Волынскую и Киевскую гу­бернии (земли, вошедшие в состав России по разделам Речи Посполитой, плюс Киев, географически тяготевший к Правобережью). Наконец, Новороссийское генерал- губернаторство (1814-1874 гг.) объединяло Херсонскую, Екатеринославскую и Таврическую губернии (земли За­порожья, но главное — территории, отвоёванные Россией и присоединённые в ходе русско-турецких войн).

Характерно, что раньше всего эта военно-админи­стративная единица была отменена в Малороссии и Сло­бодской Украине (всё теснее сближавшихся друг с дру­гом) — как внутренних регионах страны, давно освоенных и национально и политически не проблемных. Затем то же произошло в Новороссии — по мере её успешного разви­тия и устранения на этом направлении внешней угрозы. И дольше всего система генерал-губернаторства продержа­лась на сложных в национальном и военно-политическом отношении западных границах.

В соответствии с историей присоединения и характе­ром территорий на все эти регионы и русское, и малорос­сийское общество смотрело по-разному, и поэтому образ их тоже был различным.

Глава II

Русь изначальная и казачья

Малороссия: два лика одного образа

Главным обстоятельством, определявшим специфику восприятия русским обществом тех земель, которые в на­стоящее время составляют территориальное ядро Украи­ны, была их историческая русскость:они изначально явля­лись Русью,

притом её сердцем. Исключение представляла вчерашняя татарско-турецкая Новороссия (Дикое Поле). С древнерусскими и, тем более, польскими временами она была никак не связана. Вырванная из азиатско-кочевой «тьмы» и «безвременья» на «свет» культуры и цивилиза­ции, она — и с точки зрения мыслящей по европейским правилам властной элиты страны, и с точки зрения логики колонизирующего новые просторы этноса, в данном случае русского, — как бы не имела истории (как Америка для ев­ропейских переселенцев). И потому действительно была «Новой», сразу став «Россией», её культурно-историческим регионом, её историей.

В восприятии же русским обществом территорий, кото­рые «имели» историю, прослеживается как бы два менталь­ных пласта. Первый — это взгляд в прошлое: он «видел» здесь «Русь» и «не замечал» более поздних времён, в той или иной степени изменивших облик этой земли. Этот ментальный пласт в русском сознании был изначальным и при формировании образа региона и отношения к нему играл доминирующую роль.

Второй ментальный пласт был уже отражением нынеш­них реалий: взгляд фокусировался на современном куль­турном, этническом и социально-историческом облике этой земли. Этот пласт не затрагивал архетипных пред­ставлений, но порой приходил с ними в противоречие, вы­зывая к жизни уже сознательное желание увязать два об­раза одной и той же территории друг с другом.