Улан Далай

Следующим вечером они вышли из дацана, повернули налево, за угол, в Липовую аллею и неспешно двинулись в сторону станции. Чагдар планировал дойти до железной дороги – обычного хода минут десять от силы, но в темпе монаха все тридцать – и повернуть обратно.

Фонари в аллее не горели. Темной была и соседствующая с дацаном «Вилла Катри», огражденная высокими железными решетками. Что размещалось теперь в бывших дачных хоромах жены питерского банкира, Чагдар не понимал. Иногда из окон дацана видел, как подъезжают к усадьбе черные легковушки, но разросшиеся кусты и деревья даже зимой надежно скрывали новых постояльцев от посторонних взглядов.

Чуть дальше по улице затявкала собака. Псы из соседних дворов, казалось, только и ждали сигнала. В один миг все пространство по цепочке на сотню метров вперед наполнилось брехливым лаем. Гьяцо зажал уши. Прогулка опять не задалась. Чагдар тронул монаха за плечо, предлагая вернуться.

Неожиданно на территории виллы зажглось сразу несколько огней. Чагдар потянул монаха за рукав, пытаясь укрыться за стволами старых лип, тотчас же набросивших на ухабистую улицу ажурную сетку теней. Но Гьяцо словно завяз в болотистой почве, стоял столбом: видно, слишком много вдруг обрушилось света и звуков на его неокрепшее восприятие.

Собачью какофонию перекрыл резкий скрип усадебной калитки.

– Эй, кто тут?

Чагдар вжался в морщинистый ствол дерева. Два человека в шинелях двигались к Гьяцо, у каждого в одной руке пистолет, в другой – фонарик. Глаза монаха были зажмурены. И вдруг Чагдар увидел, как по контуру фигуры Гьяцо побежало голубоватое свечение, и это не был отсверк фонариков, испускавших обычный желтый свет.

– Руки вверх! Шагай сюда! – раздалась громкая команда.

Гьяцо резко отнял ладони от ушей, взметнул вверх, но ладони были направлены не вперед, а повернуты друг к другу, и двинулся на зов, будто заскользил по ровному льду.

– Эй-эй! Не так быстро! Стрелять буду! – в голосе кричавшего слышалась паника.

Между тем стремительно удалявшаяся от Чагдара фигура Гьяцо становилась все ярче и все прозрачнее.

– Антихрист!

– Чур меня!

Два выстрела грянули одновременно. Чагдар инстинктивно вжал голову в плечи. Тум! Тум! – дерево, за которым прятался Чагдар, приняло в себя обе пули. Чагдар выглянул из укрытия. Контур тела Гьяцо стал вдруг резко сжиматься: раз – шар, два – точка, три – черная прозрачная пустота…

– Господи, пресвятая Богородица, спаси и помилуй нас! – раздался дребезжащий, прерывающийся голос.

– Дядь Петро, что это было? – спросил второй, осипший от крика.

– Нечистый дух! В чухонских гнилых болотах их прорва! Церкву-то здешнюю закрыли, крест сняли, вот и повылезали бесы! На нас ведь с тобой теперь крестов тоже нет… Айда в каптерку, Богородице-защитнице молитву сотворим. Только ты смотри не проболтайся.

– Не, я могила! А спросят, в кого стреляли – что говорить?

– А в воров. Пытались, мол, через забор лезть… А стрелять начали – убегли…

Опять заскрипела, потом лязгнула, закрываясь, кованая калитка. А сердце Чагдара продолжало колотиться, словно пыталось вырваться за пределы грудной клетки. Он стал свидетелем… чего?

Ухода в тело света, объяснила ему потрясенная Ираида Степановна, ждавшая в келье их возвращения с прогулки. Она услышала выстрелы и предположила самое худшее.

– Вы избранный, Гайдар Петрович, избранный, – не уставая повторяла она. – Вы лицезрели чудо, понимаете?

– Это было похоже на сон. Он вознесся, не оставив ни тела, ни даже одежды.

– Она испепелилась.

– Допустим, испепелилась… В моей голове все равно не укладывается. Я вроде бы видел, но не готов поверить. Может, он как-то спрятался? Вдруг вернется? Я дверь в подвал оставлю открытой на всякий случай…

Но монах не вернулся. Зато на следующее утро вернулся к служебным обязанностям завхоз Гассар. Он опирался на палку и немного шепелявил. Внимательно-подозрительно осмотрел Чагдара.

– Что-то ты совсем дохлым выглядишь.

– Да, болею я, Константин Иваныч… Чахотка меня сушит.

– Ну, неудивительно, если все время спать под мордой у вампира. Сегодня нам бригаду грузчиков пришлют, статую выносить, так я попрошу, чтобы и твоего троглодита сняли.

– Да я уж сам снял, – поспешил сообщить Чагдар.

– Давно надо было это сделать! Теперь вот по твоей милости без зубов остался!

Гассар осклабился – во рту не хватало двух верхних передних резцов. Чагдар пробормотал слова сочувствия.

– Тащи своего урода вниз. Отправим его заодно со статуей в музей. Там ему самое место.

Чагдар хотел было предупредить Гассара, чтобы не обзывал победителя бога подземного царства скверными словами, но, конечно, ничего не сказал. Свиток нес, начитывая на ходу защитную мантру. Так, на всякий случай.