Улан Далай

Вскоре на двух подводах прибыли грузчики. По поведению и разговору понятно было, что это крестьяне, сбежавшие в город от голода лет пять назад. Долго держали совет. Наклонять изваяние Будды можно было только лицом вниз и уж потом переворачивать на спину, чтобы выволочь на катках через двери. Самостоятельно принять такое решение не отважились – боялись повредить «физиогномию». Приехал консультант из Музея истории религии, тощий и растрепанный, «будто самого только что с креста сняли», – тихо перемолвились грузчики. Перемерил статую. Велел обвязать голову старым ватным одеялом, которое нашел в одной из телег. Обвязали, то и дело украдкой крестясь, на шею поверх одеяла накинули толстую веревку, петлей, как висельнику.

Высота платформы, на которой восседал Будда, была больше метра. Пятеро грузчиков поплевали на руки и взялись за веревку цепочкой один за другим.

– А ну, братцы, на-ва-лись! – скомандовал старший – кряжистый мужичонка в темно-синей фуфайке и кирзовых сапогах, и все разом потянули за веревку, издавая протяжное кряхтение.

Никто не ожидал, что Будда так легко поддастся. Солидного веса с виду, внутри он оказался полым. Скульптура с готовностью рухнула с пьедестала замотанным лицом вниз, ударилась о плиточный пол молельного зала, переломилась в поясе и шее и со звоном, подобным колокольному, развалилась на куски. Мужики как один отшатнулись и принялись, уже не таясь, истово креститься. Консультант снял с головы шляпу, будто при покойнике.

– Минус один экспонат, – то ли с огорчением, то ли с облегчением заключил он. – Сейчас составим акт об утрате.

– Но обломки пусть вывозят ваши люди! – поторопился выговорить условие Гассар. – Мне решительно не на чем это сделать. А у вас в распоряжении две телеги.

– Далеко везти смысла нет. Выбросим в реку. Эта скульптура все равно не имела исторической ценности. Десять лет назад сделали в Европе – то ли в Германии, то ли в Польше.

Старший, обращаясь к своей бригаде, скомандовал:

– Ребяты! Ташшите куски к речке и кидайте в воду эттого истукана!

– Вот тебе и бог! – удивился один из артельщиков, разворачивая одеяло и поднимая отвалившееся от головы лицо Будды. – Такой непрочный!

– И сердцевина совсем пустая! – подхватил другой.

– Дутый бог, одним словом!

– Это не бог, – решил внести ясность консультант. – Будда – это человек, достигший просветления.

– Один черт – нехристь! – вынес вердикт старший и поволок к двери навершие головы, еще минуту назад бывшее прической Будды.

На одеяле остался осколок размером с чайное блюдце. Чагдар поднял, перевернул. Это была половинка глаза Будды: скобка черного зрачка, голубая радужка и белое обрамление. Чагдар огляделся: все были заняты делом. Он положил черепок в карман фуфайки и пошел в келью – спрятать.

Когда вернулся в молитвенный зал, там никого уже не было, кроме завхоза. В руках Гассар держал бронзовую кисть Будды.

– Быдло криволапое! – ругнул он отбывших грузчиков. – Ничего не могут сделать по-человечески. Такого красавца погубили. Оставлю себе на память – в руке ведь никакой религиозности нет. А что в Германии сделана, тут нигде не написано.

– А свиток вы отдали консультанту? – спросил Чагдар.

– Который с вампиром-то? Я им в телегу потихоньку засунул. А то вдруг бы выяснилось, что упырь твой музейной ценности тоже не имеет. А когда найдут – пусть делают, что хотят. Мы уже ни при чем будем.

Завхоз оглядел зал.

– Насвинячили, как в хлеву. Грязи натаскали. Ты давай тут порядочек наведи.

Чагдар привычно взялся за уборку. Его миссия была окончена. Он испытывал огромное облегчение и… разочарование. И еще глубокую печаль. Стоило ли так долго присматривать за затворником, чтобы он испарился в одно мгновение? Стоило ли вообще сидеть в затворе, если это ничего не изменило в судьбе дацана? Сталинская власть, оказывается, сильнее власти Будды, Христа и Магомета вместе взятых.

Вечером к нему наведалась Ираида Степановна. Она была явно расстроена.

– Ужасные новости, Гайдар Петрович. Доктора Бадмаева, про которого я вам говорила, оказалось, еще в апреле арестовали. Вызвали ночью как будто к больному – и всё, с концами! Господи, такой корифей! Кому, кому он помешал? – Ираида Степановна приложила к глазам пожелтевший от времени носовой платочек.

– Но у меня есть связи в столице, – продолжала она, взяв себя в руки. – Поедете в Москву?

– Поеду, – не колеблясь ответил Чагдар.

Следующим утром он решительно заявил Гассару:

– Я, Константин Иванович, расчет хотел просить. Замучила меня чахотка. В Крым думаю уехать. Там климат подходящий и врачи знающие есть.

Чагдару показалось, что Гассар даже обрадовался.

– В Крым, говоришь? Оно, может, и правильно. Чехов там лечился. И другие многие. Цари даже. Хорошо. Сделаем сверку единиц хранения, и рассчитаю тебя, так и быть…