Улан Далай

Чагдар достал из кармана добытый в штабе гражданской обороны респиратор. Он бы и противогаз не прочь был надеть, лишь бы пыль не попала в больные бронхи, но окружающие не поймут.

Спасибо Хомутникову, пристроил тогда Чагдара к старушке-травнице в подмосковную деревню, недалеко от дачи, где Василий Алексеевич скрытно обретался в ожидании решения Комиссии партийного контроля. Сладкой солодкой, горькой калиной, кислой клюквой, парным молоком, липовым медом и смолистым банным паром подняла травница Чагдара на ноги. Свободно и легко задышал Чагдар.

8 декабря Хомутников сам прибежал к нему в деревню, размахивая «Правдой»:

– Сняли, сняли злобного карлика!

На последней полосе, в самом подвале, зажатое между информацией о третьем тираже займа за 1938 год и цифрами выпуска металла от позавчерашнего дня, – коротенькое сообщение: «Тов. Ежов Н. И. освобожден согласно его просьбе от обязанностей Наркома Внутренних Дел с оставлением его Народным Комиссаром Водного транспорта. Народным Комиссаром Внутренних Дел утвержден тов. Л. П. Берия».

В тот день в деревенском продмаге раскупили всю водку…

Самолет подрулил к навесу, но люк не открывали – ждали, когда осядет пыль. Встречающие чихали и кашляли, терли глаза и сморкались. Собратья-газетчики, глядя на респиратор Чагдара, удивленно качали головами и восхищались его сообразительностью. Чагдар в ответ лишь пожимал плечами, мол, что же тут особенного, если еще на прошлой неделе весь партактив тренировался работать в противогазах.

В иллюминаторах маячили чьи-то лица, но чьи – рассмотреть невозможно. Чагдару показалось, что в переднем иллюминаторе он разглядел Городовикова. Ока Иванович соревновался со своим давнишним командиром Семеном Михайловичем Буденным, чьи усы гуще. Строго говоря, у Оки Ивановича было больше прав на казацкие усы – Буденный по происхождению был из воронежских крестьян, хоть и родился в Калмыцком округе области Войска Донского.

Наконец открыли люк, бортмеханик – кожаная куртка, шлем, все как положено, – спустил трап. Тут же встал навытяжку, отдавая честь. В проеме показался Городовиков. Чагдар не видел Оку Ивановича вживую со времен Гражданской и был неприятно удивлен несоответствием легендарного образа реальному человеку. Генерал был маловат ростом и узок в плечах. Трудно даже поверить, что в Гражданскую он мог разрубить конника напополам одним ударом сабли, а в молодости на ярмарках всегда одерживал победу в калмыцкой борьбе.

Встречающие зааплодировали. Ока Иванович спустился с трапа, по-кавалерийски припадая то на одну, то на другую ногу, иронически похлопал себя по ушам – мол, оглох, после самолета плохо слышу, и аплодисменты усилились. Навстречу генералу уже спешили новый секретарь республиканского комитета партии Лаврентьев и новый председатель Совнаркома Гаряев.

Чагдар снова перевел взгляд на люк. Ну же! Он был почти уверен, что под крылом непотопляемого Городовикова Хомутников приедет в республику. Ведь преследования закончились, и в конце прошлого года Комиссия партийного контроля вынесла решение о восстановлении Василия Алексеевича в партии. Но из люка один за другим спускались незнакомые военные. Потом к трапу подъехала вереница черных эмок, гостей рассадили, и кавалькада тронулась в сторону Дома Советов. Аплодисменты не стихали. Хомутников не прилетел… Это означало, что бузавов-донцев по-прежнему не жалуют и не желают видеть в руководстве республики. Старые межулусные распри не уничтожили ни советская власть, ни чистка. Они, как огонь под золой: чуть подул ветер – и вспыхивают с новой силой.

Когда у самолета остались лишь пилот и бортмеханик, встречающие заспешили – кто на своих двоих, кто на коне, кто на велосипеде – в сторону центра: через час должен начаться парад, посвященный двадцатилетию республики и пятисотлетию «Джангра». Чагдар транспортом пока не обзавелся, пошел пешком.

Двадцатилетие республики было фактом несомненным, а вот с пятисотлетием чуть не случился казус. И виной тому был все тот же Николай Поппе, что отказал Чагдару в ночевке в августе 1937-го. Он, как глава отдела монгольских исследований, должен был подтвердить датировку эпоса. Он и подтвердил: середина XV века. Но тут с возражениями возник бурятский профессор Гарма Санжеев. Написал в республиканский комитет, что, по его мнению, «Джангр» создан после обособления калмыков от других монголов, то есть в XVII веке. И понятно же, чего он встрял. У бурят свой эпос, «Гесер», еще не датированный. Братский, конечно, народ калмыки, но свой эпос ближе к телу. А Поппе тут же пошел на попятную! Написал предсовнаркома Гаряеву, что поспешил с выводами, и «Джангр» действительно имеет более позднее происхождение.