Уловка-22

There was a humorless irony in the ludicrous panic of the man screaming for help to the police while policemen were all around him.	Какая-то грустная ирония была в этой нелепой ситуации: человек, охваченный паникой, взывал о помощи к полиции, находясь в плотном кольце полицейских.
Yossarian smiled wryly at the futile and ridiculous cry for aid, then saw with a start that the words were ambiguous, realized with alarm that they were not, perhaps, intended as a call for police but as a heroic warning from the grave by a doomed friend to everyone who was not a policeman with a club and a gun and a mob of other policemen with clubs and guns to back him up. 'Help!	Прислушиваясь к этим абсурдным и тщетным призывам о помощи, Йоссариан криво усмехнулся. Внезапно он с изумлением осознал, что слова итальянца двусмысленны. В голову ему пришла тревожная мысль, что несчастный, возможно, вовсе и не звал никакой полиции, нет, скорее, он, как герой, идущий на смерть, предостерегал каждого, кто не был членом банды полицейских с дубинками и пистолетами. "Помогите!
Police!' the man had cried, and he could have been shouting of danger.	Полиция!" - кричал человек, и он наверняка предупреждал об опасности.
Yossarian responded to the thought by slipping away stealthily from the police and almost tripped over the feet of a burly woman of forty hastening across the intersection guiltily, darting furtive, vindictive glances behind her toward a woman of eighty with thick, bandaged ankles doddering after her in a losing pursuit.	Йоссариан откликнулся на этот призыв, воровато проскользнув мимо полицейских, и тут же едва не упал, зацепившись за ногу дородной женщины лет сорока со шкодливым видом торопливо перебегавшей перекресток. Она украдкой бросала через плечо мстительные взгляды на старуху лет восьмидесяти, которая, трясясь, ковыляла за ней на толстых перебинтованных ногах, безнадежно отставая.
The old woman was gasping for breath as she minced along and muttering to herself in distracted agitation.	Старуха семенила и тяжело дышала, бормоча себе что-то под нос.
There was no mistaking the nature of the scene; it was a chase.	Ошибиться было невозможно: это была погоня.
The triumphant first woman was halfway across the wide avenue before the second woman reached the curb.	Первая, торжествуя, добежала до середины широкой улицы прежде, чем вторая добралась до края тротуара.
The nasty, small, gloating smile with which she glanced back at the laboring old woman was both wicked and apprehensive.	Подленькая улыбочка, с какой женщина оглянулась на запыхавшуюся старуху, была одновременно злобной и боязливой.
Yossarian knew he could help the troubled old woman if she would only cry out, knew he could spring forward and capture the sturdy first woman and hold her for the mob of policemen nearby if the second woman would only give him license with a shriek of distress.	Стоило несчастной старухе закричать - и Йоссариан пришел бы ей на помощь. Подай она сигнал бедствия - и он получил бы право ринуться вперед, схватить убегавшую и сдать ее банде полицейских, болтавшихся поблизости.
But the old woman passed by without even seeing him, mumbling in terrible, tragic vexation, and soon the first woman had vanished into the deepening layers of darkness and the old woman was left standing helplessly in the center of the thoroughfare, dazed, uncertain which way to proceed, alone.	Но старуха протрусила мимо, даже не заметив Йоссариана, до него только донеслось ее горькое, печальное бормотанье. И вскоре первая женщина скрылась во тьме. А старуха осталась стоять посреди перекрестка, одинокая, растерянная, не знающая, куда податься.
Yossarian tore his eyes from her and hurried away in shame because he had done nothing to assist her.	Йоссариан оторвал от нее взгляд и заторопился прочь, стыдясь самого себя за то, что не пришел на помощь старухе.