Уловка-22

He darted furtive, guilty glances back as he fled in defeat, afraid the old woman might now start following him, and he welcomed the concealing shelter of the drizzling, drifting, lightless, nearly opaque gloom. Mobs... mobs of policemen-everything but England was in the hands of mobs, mobs, mobs. Mobs with clubs were in control everywhere.	Он виновато, тайком оглядывался, позорно отступая. Он боялся, что старуха начнет преследовать его, и радовался, что дождливый, колыхавшийся, почти непроглядный, без единого огонька мрак укрыл его.
The surface of the collar and shoulders of Yossarian's coat was soaked.	Воротник и плечи йоссариановой куртки набухли от воды.
His socks were wet and cold.	Носки промокли, ноги озябли.
The light on the next lamppost was out, too, the glass globe broken.	Ближайший уличный фонарь не горел -стеклянный колпак был разбит.
Buildings and featureless shapes flowed by him noiselessly as though borne past immutably on the surface of some rank and timeless tide.	Смутные очертания зданий, деревьев, фонарей беззвучно проплывали мимо него, точно несомые вечным движущимся потоком.
A tall monk passed, his face buried entirely inside a coarse gray cowl, even the eyes hidden.	Мимо прошагал высокий монах, скрыв лицо под капюшоном грубой, серой сутаны, даже глаз не было видно.
Footsteps sloshed toward him steadily through a puddle, and he feared it would be another barefoot child.	Впереди, приближаясь к Йоссариану, по лужам зашлепали, чьи-то ноги. Он испугался - уж не босой ли ребенок?
He brushed by a gaunt, cadaverous, tristful man in a black raincoat with a star-shaped scar in his cheek and a glossy mutilated depression the size of an egg in one temple.	Йоссариан прошмыгнул мимо изможденного, бледного как смерть, понурого человека в черном дождевике. На щеке у него виднелся шрам, похожий на звезду, а на виске глянцевито блестела уродливая вмятина величиной с яйцо.
On squishing straw sandals, a young woman materialized with her whole face disfigured by a God-awful pink and piebald burn that started on her neck and stretched in a raw, corrugated mass up both cheeks past her eyes!	Из тьмы, шаркая соломенными сандалиями, выступила молодая женщина. Лицо ее было обезображено чудовищными розово-багровыми ожогами, начинавшимися от самой шеи и покрывавшими сырой, сморщенной массой обе щеки, захватывая даже веки!
Yossarian could not bear to look, and shuddered.	Йоссариан не мог выдержать этого зрелища, его передернуло.
No one would ever love her.	Эту женщину никто никогда не любил.
His spirit was sick; he longed to lie down with some girl he could love who would soothe and excite him and put him to sleep.	На душе Йоссариана стало совсем скверно. Он мечтал о встрече с девушкой, которая была бы ему мила, которая успокоила бы его, пробудила интерес к жизни.
A mob with a club was waiting for him in Pianosa.	Орда людей с дубинками поджидала его на Пьяносе.
The girls were all gone.	Все девчонки сгинули.
The countess and her daughter-in-law were no longer good enough; he had grown too old for fun, he no longer had the time.	Графиня и ее невестка уже не годились для него, он стал слишком стар для таких забав, у него уже просто не было времени на пустяки.