Меня вдруг накрывает отчаянье, и я неожиданно начинаю плакать, что немало меня удивляет.
Я размазываю по лицу слезы вперемешку с грязью и продолжаю ковырять с большим усердием. Мне удается сделать еще три ступеньки, и я медленно поднимаюсь вверх. Но чтобы продолжать копать, прижавшись к стенке колодца, у меня нет сил. Я пытаюсь подняться вверх, пару раз срываюсь, падаю в жидкую грязь на дно, встаю, карабкаюсь и вновь падаю.
Я не знаю, сколько проходит времени, но сил у меня больше не осталось. Вода прибывает и уже достает мне почти до колен. Почему же дядя Миша и Коля не возвращаются? Почему меня никто не ищет? Осознание того, что обо мне забыли, накрывает новой волной ужаса. Глина засасывает ноги, вода ледяная, и меня начинает бить озноб. И вспомнились слова Сережки о русалках. Мне страшно и так жалко себя, что я реву во весь голос.
Вдруг где-то далеко я слышу:
— Сенька! Сенька, ты где?
Сердце у меня падает — это русалка меня зовет.
— Сенька! Мамка будет ругаться, а ну, где ты прячешься, негодник?!
Это не русалка, это сестра!
— Наташка! Наташка! Спаси меня! — отчаянно кричу я. — Я в колодец упал!
Светлое окошко закрывает тень.
— Сенька, ты здесь? — тихим эхом отзывается голос Наташки.
— Наташка, миленькая, спаси меня, — я рыдаю с новой силой, мой тонкий детский голосок срывается, и последние слова я шепчу.
— Сеня, ты не реви! Слышишь? Я тебя сейчас вытащу, — тень пропадает.
Вскоре слышатся голоса, и кто-то опускает вниз веревку:
— Сенька, я из веревки петлю сделал, затяни ее вокруг тела. Пока Коля за лестницей бегает, мы тебя попробуем вытащить, — громкий голос дяди Миши приводит меня в чувства. Я ловлю веревку и делаю так, как он велит, хотя руки закоченели от ледяной воды и плохо слушаются.
Когда меня вытаскивают, я на какое-то время слепну от яркого света. Помню, как крепко сестра обнимает меня, а я хватаю ее за руку и боюсь отпустить. Казалось, разожми я ладонь и снова окажусь на дне той ямы.
Весть о том, что Сенька Кобелев свалился в колодец, распространилась со скоростью пожара. И на полпути домой мы с Наташкой сталкиваемся с бегущей нам навстречу матерью. Она бросается ко мне, ощупывает руки-ноги, целует, вытирая мое чумазое лицо своей белой косынкой. По ее разгоряченному лицу текут слезы, она смахивает их тыльной стороной ладони и, смеясь, прижимает меня и Наташку к себе.
И я снова реву, теперь уже от облегчения.
Дома мать наливает нам с Наташкой по стакану молока и дает по большому куску свежего каравая. Сидя за столом, я отхлебываю из кружки сладкое молоко и постепенно погружаюсь в дремоту. Последнее, что я помню, как мать гладит меня по голове: «Спи, сынок. Я с тобой, ты дома, спи».
— …Сеня! Сеня! — надрывно кричит Антон, по его щеке стекает тонкая струйка крови из раны на голове. Он досадливо вытирает лицо рукавом и продолжает меня трясти.
Во время взрыва корабль сильно тряхнуло, меня отбросило к стене, и я так сильно ударился, что на мгновение потерял сознание.
— Антон, прекрати, я уже очнулся. Все нормально, — вру я, поворачиваюсь набок и морщусь: локоть, к моему удивлению, все еще болит.
— Капитан! Два нейронных удара по левому борту! — выкрикивает вахтенный Вонг.
Он поворачивается ко мне, его раскосые агатовые глаза возбужденно блестят.
Я встаю и, чуть шатаясь, подхожу к портику:
— Говорит капитан. Включить дополнительный генератор в третьем отсеке. Создать защитное М-поле.
Поворачиваюсь к Антону и Вонгу:
— Доложить обстановку.
— Атака двух крейсеров противника вывела из строя систему навигации. Связи с базой нет. Мы отрезаны от основных сил. Из истребителей осталось только четыре машины, остальные накрыл последний нейтронный взрыв.
— Разобраться с электроникой сможете? — я посмотрел на бледного Антона.
— Нужно пару часов, но боюсь у нас их нет, — тихо отвечает он, вытирая лицо рукавом.
Я изучаю панель приборов — большая часть судна повреждена, я даже не могу определить, как далеко корабли противника и сколько их.
— Что с грузом?
— Груз в безопасности, он в транспортном отсеке, — докладывает Вонг.
Я с силой тру виски, голова нестерпимо болит, и меня подташнивает.
— Груз погрузить на спасательные шлюпки, — я наблюдаю за реакцией Антона и Вонга. — Он должен быть сохранен любой ценой, — я помедлил. — Слышите? Любой.
Вонг кивает и выходит из рубки. Антон устало садится в кресло второго пилота.