Ультрафиолет

Вдруг все как по команде возвращаются к работе: Гус деловито продолжает руководить операторами в экзо-погрузчиках, Антон вместе с Вонгом и пилотами истребителей восстанавливают поврежденное управление катеров.

Монкхи смотрит на меня долгим взглядом, потом кладет голову на плечо и замирает. Я инстинктивно обнимаю его, покачиваю на руках и похлопываю по спине. Вспоминаю, как укачивал дочку Наташку, и непроизвольно улыбаюсь.

— Командир, — обращается ко мне Марио, — малыш раздет, мы с ребятами подобрали ему одежду. Ему еще далеко лететь.

— Хорошо, — киваю я ему. — Спасибо. Монкхи требуется пара часов на адаптацию, но нам придется ускориться. Чтобы тебе не было холодно, нужно одеться, — обращаюсь я к монкхи. Тот продолжает улыбаться и, очевидно, не понимает ни слова. Мы с Марио вдвоем одеваем новорожденного — теперь он больше походит на человека.

— Да, — протягивает Марио, критически оглядывая монкхи. Выглядит тот комично: широкие брюки подвернутые снизу несколько раз, яркая футболка, невнятного цвета пиджак, который с трудом сходится на широкой груди, и ярко белые кеды сделали его похожим на клоуна. Не хватает только яркого парика и красного носа.

Марио снимает с себя цветастый шарф, повязывает его на шею человечка и удовлетворенно хмыкает:

— Вот теперь совсем другое дело. Настоящий миланский модник получился.

К нам подходит пилот Эмиль и деловито спрашивает:

— А покормить нам его нужно? Что они вообще едят?

Я недоуменно пожимаю плечами.

— Может, молока ему дать? Ребенок, ведь. Что думаете? — предлагает пожилой кок Такеши. Он протягивает мне бутылочку консервированного молока. Я открываю бутылку и дают ее монкхи, тот с любопытством оглядывает ее, нюхает и вдруг восклицает тоненьким голосом:

— Молоко! Вкусно! И хлеба давай!

Мы изумленно переглядываемся, а Такеши, не растерявшись, протягивает малышу большое печенье. Монкхи с удовольствием начинает хрустеть и, причмокивая, пить молоко, он жмурится и становится похожим на довольного кота.

Покончив с печеньем и выпив молоко, монкхи вдруг становится серьезным.

— Сейчас, — говорит он, глядя на меня снизу вверх.

Команда становится полукругом, монкхи оглядывает всех и кивает мне. Я встаю перед ним и начинаю ритуальную речь:

— Приветствую тебя, первый Монкхи-Анн-Тики, основатель Семьи, хранитель Улья. Тебе предстоит долгий путь — будь уверен в принятии мудрых решений. Тебе предстоит долгий путь — будь смел в принятии трудных решений. Тебе предстоит долгий путь — будь настойчив в желании сохранять верное направление. Тебе предстоит долгий путь — с радостью принимай каждый миг. Тебе предстоит долгий путь — будь верен Пути.

Монкхи ритмично кивает головой и слегка покачивается из стороны в сторону в такт ритму речи, его глаза полузакрыты, и кажется, что он находится в трансе.

— Вы, Старшие, позвавшие меня в путь, — продолжает монкхи высоким голосом, — примите мое усердие, и примите мой труд, и учите меня сути дня в сердце ночи. Вы, Старшие, призвавшие меня на Путь, держите мою руку и ведите! Поддержите меня и направьте — я иду за вами без страха и с радостью.

Я наклоняюсь к монкхи, наши лбы соприкасаются: монкхи начинает вибрировать, и вдруг из его головы появляются длинные змееобразные выросты, которые плотно окутывают мою голову, и все пропадает — в сияющей пустоте мы остаемся вдвоем.

Мне рассказывали, как монкхи получают и передают информацию, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что я переживал: восторг, радость и нетерпение одновременно.

— Обмен идет в обоих направлениях, — тихо говорит монкхи. — Объемы информации слишком велики, чтобы все удержать в одной голове. Ксанты — самые древние жители этой Вселенной. Мы живем Ульем, потому что только так можно сохранить Память. Каждый ксант имеет глубокие познания, но в одной области и только после рождения Улья мы объединяемся и восстанавливаем утраченное. Мы обмениваемся друг с другом информацией мгновенно, как только один монкхи что-то узнает, это немедленно знает весь Улей. Мы умеем считывать окружающий нас мир во всех самых мелких деталях и очень быстро обучаемся.

Монкхи молчит и грустно улыбается мне:

— Не я должен был быть первым пробужденным Монкхи-Анн-Тики. Но раз я стал первым, Улей изменится. Мы — последние ксанты, и мне предстоит принимать трудные решения.

— Я понимаю, друг, — я присаживаюсь на корточки рядом с монкхи. — Тебе нужно быть сильным и помнить, что сохранить Улей — твоя главная задача.

Монкхи смотрит на меня внимательно и лукаво улыбается:

— Разве это моя самая большая задача? Не забывай, Арсений, я в твоей голове.

Мне становится нестерпимо стыдно, я отвожу взгляд:

— Да, ты прав. Улей для меня — только инструмент защиты. Но разве Земля и Солнечная система — не родной дом монкхи, разве не ваш долг защищать их?

Монкхи вздыхает, его лицо еще больше грустнеет: