В интервью с местными жителями мы неоднократно сталкивались с негативной оценкой того, что другие люди забирают с могил оставленные приношения. В случае, описанном выше, осуждение вызывает именно поведение тех, кто собирает помин. Но иногда причиной недовольства может быть и тот факт, что человек не относится к группе, способной выступать символическим посредником в коммуникации с миром мертвых:
Мне вот погано глядеть, вот это – идёшь, только ты вот отошла… Вот побыла тута, пришла к этому, пришла сюда – уже здесь, уже всё собрали, унесли. Не нищие, свои же! Конечно! Какие нищие! Вот эти годы, вот эти, что-то вот так – года три, наверно, ну четыре – так. Стали вот эти собирать. Ходят эти собирать. Стали меньше ложить. Посыплют, вот, пшена или там семечек, или чего-нибудь для птичек, чтоб птички [поклевали] (ПМ1
В этом случае проявляется различение «своих»-односельчан, недостаточно «чужих», чтобы выступать посредниками между миром живых и миром мертвых, и птиц, которые продолжают восприниматься как медиаторы между мирами (
Сохранение и даже рост значимости поминальных дней можно связать с тем, что эти обычаи поддерживаются внутри семейно-родственного круга, который, как было отмечено выше, в современной ситуации является самой стабильной группой. В то же время, поскольку поминальные традиции транслируются внутри узкого семейного круга, а не широкого сообщества, локальные варианты обрядов трансформируются и приобретают новые версии. Социальные и демографические процессы приводят к смешению нескольких культурных традиций и возникновению новых форм поминовения. На формы поминальных практик могут оказывать влияние также различия, связанные с конфессиональной или этнической принадлежностью (