Следует упомянуть еще об одной сложности, связанной с появлением профессиональных суперзвезд. До этого момента мы рассматривали категории, которые имеют преимущества. Однако привилегии могут также приобретаться персонально: дополнительные деньги, дополнительное пространство, дополнительный отпуск… и все остальное. Это специфически американское явление, порожденное жестокой конкуренцией между университетами. При всей моей вере в полезность институциональной конкуренции, мне кажется, что мы слишком озабочены статистикой, измерением и рейтингами (см. примеч. 10). Кто есть номер один в той или другой лиге; кто лидирует по кассовому сбору; кто удачлив в бизнесе? Таковы типичные вопросы, занимающие общественное мнение и прессу. Их не чужды и американские университеты, поскольку привлечение суперзвезды оказывает огромное влияние на рейтинги и внешний образ. Ошибиться невозможно. Существует цена, и она выплачивается монетой зависти.
13. Университет как рынок
Болезненные переживания, обсуждавшиеся в предыдущей главе с точки зрения отдельного профессора, в значительной мере являются прямым следствием игры рыночных сил. Мы совершенно сознательно открыли наши школы влиянию рынка. О положительных результатах уже говорилось. Они отвечают американскому образу жизни. Однако возникают и проблемы.
Наше общество постоянно изменяется. Некогда процветавшие регионы превращаются из промышленных центров в окраины; местности, бывшие прежде болотами и пустынями, сегодня стали богатыми солнечными зонами. Соседние районы тоже находятся в постоянном движении. Когда я был молод, Амстердам-авеню и Колумбус-авеню в Нью-Йорке были населены людьми с низкими доходами. Сегодня здесь обитает средний класс, располагаются дома и спортивные площадки «яппи». В Соединенных Штатах понятие «хороший адрес» эфемерно – мы не рождены для стабильности.
Сходные тенденции можно наблюдать и в наших университетах. Например, непосредственно перед Второй мировой войной список ведущих американских институтов высшего образования состоял из всем знакомых университетов. Он включал членов Ivy League, университеты Чикаго, Беркли, Джона Хопкинса, Массачусетский технологический институт, Висконсинский и другие университеты. Сегодня эти учебные заведения остаются в числе лидеров, но им бросила вызов группа новых школ, которые вошли или должны войти в круг лучших 10–20 университетов. В эту категорию попадают Стэнфордский, Калифорнийский (UCLA), Техасский и Нью-Йоркский (NYU) университеты. Это же касается и школ Большой десятки. В последние годы я заметил, что нас сильнее беспокоит притягательность и мощь Стэнфорда, чем популярность Колумбии и Йеля. Двадцать пять лет назад мои бывшие коллеги в Беркли были склонны с высоты своей эрудиции презирать Калифорнийский университет – это нецивилизованное, несколько безвкусное место, «столь удачно» расположенное в Лос-Анджелесе. Их самодовольство сменилось ныне здоровым уважением. Несколько лет назад Техас произвел сенсацию, затратив 100 тыс. долл. и разослав приглашения по всей стране; им удалось привлечь несколько по-настоящему выдающихся ученых (см. примеч. 1). И если говорить о прикладной математике и изящных искусствах, то ведущее положение Нью-Йоркского университета в этих областях общепризнанно.
Американские университеты живут в реальном мире, где лидеры сталкиваются с вызовом и иногда бывают вынуждены дать место или даже уступить дорогу новичкам. Нам не знаком комфорт Оксфорда, Кембриджа, Токийского и Парижского университетов. Постоянно существует группа университетов, стремящихся подняться на верхнюю ступень лестницы, и другие университеты, желающие упрочить свое положение наверху. Тот, кто верит – подобно мне – в достоинства соревнования, сможет оценить преимущества такой системы. В главе «Две трети самых лучших» я уже говорил о том, что значительная часть лучших мировых университетов сосредоточена в Соединенных Штатах, и рассматривал это, в частности, как результат соревнования между американскими университетами.
Уже упоминавшийся контраст с Великобританией прекрасно описал Кристофер Рэтбоун: