Уже было далеко за полдень, и легкие утренние облака сплелись в низкие тучи цвета грязной ваты. Уильям медленно вдохнул, но не ощутил покалывающего дыхания грядущего ливня – пока. Помимо стойкой вони болота, изобилующей запахами тины и гниющих растений, он улавливал соленый и гнусный душок собственной кожи. Он мыл руки и голову, когда мог, но не стирал одежду и не переодевался две недели. Тело под грубой охотничьей рубахой и домоткаными штанами начинало порядком чесаться.
Возможно, не только грязь и пот были тому причиной. Почувствовав в штанах что-то явно ползущее, Вилли принялся рьяно чесаться. Как пить дать, в последней таверне подцепил вошку.
Вошь, если она вообще была, приняла мудрое решение остановиться, и зуд прекратился. От облегчения Уильям глубоко вдохнул и отметил, что болотный запах стал более едким: в преддверии дождя смолистые деревья начали источать сок. Атмосфера внезапно стала такой обволакивающей, что заглушала любые звуки. Пение птиц прекратилось. Вилли с мерином будто остались одни, скачущие в этом окутанном ватой мире.
Уильям не возражал против одиночества. Большей частью он рос один, без братьев и сестер, и ему нравилось находиться наедине с собой. «К тому же одиночество располагает к размышлению», – сказал он сам себе.
– Вашингтон, Картрайт, Харрингтон и Карвер, – тихо повторил он нараспев. Однако помимо имен, думать о предстоящем поручении сейчас было особенно нечего, и его мысли плавно вернулись в свое обычное русло.
В дороге Вилли чаще всего размышлял о женщинах. Он задумчиво коснулся кармашка под полами сюртука. Туда поместилась бы только одна небольшая книга. В этот раз он выбирал между Новым Заветом, подаренным бабушкой, и драгоценным экземпляром «Леди Ковент-Гардена. Список Харриса». Не самое трудное решение.
Когда Уильяму было шестнадцать, отец застал их с приятелем за обстоятельным изучением страниц знаменитого путеводителя господина Харриса по прелестям лондонских куртизанок, позаимствованного у отца того самого друга. Бровь лорда Джона поползла вверх. Он медленно пролистал книгу, останавливаясь то тут, то там, и иногда поднимая другую бровь. Захлопнув книгу, отец глубоко вздохнул и выдал короткую поучительную лекцию об уважении к женскому полу, после чего отправил мальчиков за головными уборами.
В скромном изысканном доме в конце Брайджес-стрит они выпили чаю с красиво одетой шотландской леди, некой миссис МакНаб, которую, по всей видимости, связывали самые теплые отношения с его отцом. Когда с чаепитием было покончено, миссис МакНаб позвонила в маленький медный колокольчик, и...
Вздыхая, Уильям заерзал в седле. Ее звали Марджери, и он посвятил ей страстный панегирик. Влюбился по уши.
Через неделю лихорадочного подсчитывания своих сбережений Вилли вернулся с решительным намерением сделать ей предложение. Миссис МакНаб приветливо поздоровалась с ним, выслушала его запинающиеся чувственные излияния с полным сочувствия вниманием, после чего сказала, что Марджери, несомненно, была бы рада услышать столь лестное мнение, но, увы, в эту самую минуту она занята. Тем не менее, одна милая девушка по имени Пегги, только-только из Девоншира, явно скучала в одиночестве и, без сомнения, будет рада составить ему компанию, пока Марджери не освободится...
Осознание того, что в эту самую минуту Марджери проделывает с кем-то то же, что делала с ним, так потрясло Вилли, что он сел, уставившись на миссис МакНаб с открытым ртом. И встал, только когда вошла Пегги: такая розовощекая, светловолосая и улыбающаяся, с самым что ни на есть выдающимся...
– Ай! – почувствовав укус слепня, Уильям хлопнул себя по шее и выругался.
Он и не заметил, как мерин сбавил ход, и теперь...
Громко выругался еще раз. Дорога исчезла.
– Куда, черт возьми, она подевалась?
Вилли говорил громко, но голос заглушал шум покачивающихся деревьев. Его окружил рой насекомых, одно из которых ужалило мерина – тот зафыркал, рьяно тряся головой.
– Ну ладно, пошли, – спокойнее сказал Уильям. – Мы не могли уйти далеко. Давай-ка поищем.
Натянув поводья, он развернул голову мерина и медленно поехал, как он надеялся, по широкому полукругу, который мог вывести их на дорогу. Земля в этом месте была влажной и покрытой взъерошенными пучками длинной спутанной травы, но не болотистой. Ступая по грязи, мерин оставлял глубокие изогнутые следы. Куски дерна и травы разлетались в стороны, прилипая к бедрам и бокам животного, не пропуская и сапоги Уильяма.
Он направлялся на северо-северо-запад... Инстинктивно Вилли взглянул в небо, но оттуда помощи ждать не приходилось. Равномерно-тусклый серый цвет менялся: то там, то здесь пузатые облака, угрюмо бормоча, проступали сквозь звуконепроницаемый слой атмосферы. В воздухе раздалось легкое грохотание, и Уильям снова выругался.
В кармашке послышался тихий звон часов. Непонятно почему, но это приободрило его. На секунду Уильям натянул поводья, чтобы достать часы, не рискуя уронить их в грязь. Три часа.
– Не так уж плохо, – воодушевившись, сказал он мерину. – Целый день впереди.