Каждое прикосновение обжигало ему пальцы, но пробуждало новую жажду прикосновений. Он зажал ей рот ладонью и гладил ее ноги. Исступленно долго, наслаждаясь тем, как тяжело она дышит и сопит через нос, как крутит головой и дергает коленями. Наполненная ужасом. А он чувствует, как его ведет и пьянит от предвкушения, как сводит скулы от желания ласкать это тело, трогать, кусать, лизать его и выть от удовольствия.
Костяшками пальцев провёл по щеке, вздрогнув, когда пальцы словно искололо разрядами электрического тока. Она задрожала, дергаясь всем телом, а Аднан закрыл глаза, не переставая ласкать ее скулу и представлять всего лишь на мгновения, что они там в прошлом, когда она его хотела. Нет! Когда притворялась, что хочет, а потом все же кончала, потому что женское тело само предательство, и, если знать, как стимулировать нужные точки, оно обязательно извергнется оргазмом. При мысли о ее оргазме его сотрясло от похоти и затрещали кости, словно опаленные кипятком. Опустил руку вниз и сдавил упругую грудь, закатив глаза от удовольствия и от того, как сильно заболел вздыбленный, каменный член.
Она изловчилась и впилась зубами в его руку до мяса, и едва он ее отнял, заорала:
– Аднаааааан! – дернулся всем телом, понимая, что она в ужасе зовет его на помощь… осмеливается звать… после всего. Тварь. Какая же она тварь!
Ударил по губам наотмашь, и едва она успела крикнуть снова, заткнул окровавленный рот поцелуем. Злым, грубым, пока не затрепыхалась, пытаясь увернуться, а он сплетает свой язык с ее языком, проглатывая ее тихие выдохи… пока его не простреливает пониманием, что она отвечает. Да… она ему отвечает. Отпрянул назад, глядя в ее бледное лицо с завязанными глазами и на опухшие губы, которые шевельнулись и прошептали:
– Аднан… Аднан…
Узнала! Так быстро. Так невыносимо быстро, что ему захотелось заорать от отчаянного бессилия и не понимая, как узнала. Ведь столько времени прошло… она все еще помнит его губы? Оторвался от нее резким движением, удерживаясь на одной руке над кроватью. Всматриваясь в черты ее лица, не веря, что действительно узнала. Хотел содрать с ее глаз повязку… и не стал. К черту. Не видеть ее глаза. Не тонуть в ее лживых и проклятых глазах цвета самой бархатной египетской ночи. Навалился на нее, придавливая всем телом и чувствуя, как подалась вперед, как потерлась животом о его стоящий колом член. Словно хочет… словно сама готова ему отдаться. Поднял руку к горловине джалабеи и рванул на хрен. Раздирая напополам. И тихо рыча от прострелившего тело возбуждения на грани с безумием при виде голой груди с торчащими вверх сосками и округлыми линиями, впалого живота с маленькой ямкой пупка и ее плоти бледно-персикового цвета с мягкими линиями складок. Его подбросило в ослепительном голоде. Десятки женщин были под ним, десятки ублажали его наикрасивейшими телами, а он застрял на этой… жалкой шармутке из другой, враждебной ему страны. И ни на кого нет такой реакции, как на эту дрянь. Дикой, необузданной, бешеной. Когда в голове воет только одно желание – взять ее, грубо, грязно, извращенно, по-всякому и трахать так, чтоб самому стало больно. Отыметь везде, в каждую дырку, как делал это с другими. Заставить ее плакать, стонать, охрипнуть. И испачкать собой везде… перекрыть своим семенем чужой запах, перебить его самым примитивным в природе способом.
Наклонился к ее лицу, пристраиваясь между широко разведенных ног.
– Не Аднан. Никогда больше не произноси это имя. Кудрат! И твой Господин! Тот, кто познакомит тебя с настоящей болью!
Дернул молнию на штанах (после поездки в город еще не успел переодеться) и с рыком вошел в ее тело, одним мощным ударом, и глаза закатились от удовольствия, скулы свело болью наслаждения, наконец-то… даааа, наконец-то войти в это тело, желанное до смерти. Она всхлипнула и скривилась. Больно… конечно, ей больно, потому что там сухо и он слишком груб. Да. Больше нет прелюдий, нет ласк, ни черта нет. Только трах. Жесткий трах. Никакого удовольствие шармуте. Только Господину.
– Не нравится? – прохрипел ей в губы и укусил за нижнюю, делая первый грубый толчок и сдавливая ее скулы пятерней. – Не так тебя трахал твой муж? М? Ласковей был? Как он тебя трахал, Настя? А? Как он трахал тебя, мою шармуту? Ты стонала под ним? Орала?... Подо мной ты будешь стонать только от боли!
Доводя себя до иступленной ярости и делая безжалостно сильные толчки внутри ее тела. Опустив взгляд на грудь… какой округлой и сочной она стала, и соски увеличились после родов…после родов чужого ребёнка. Наклонился и безжалостно укусил, втянул в себя, зверея и сходя с ума, жадно посасывая и забывая о том, что хотел только боли. Скулы сводит от желания ласкать… пусть грубо… пусть вот так, но не бить, а ласкать. Она мечется, дрожит… словно пытаясь не дать себя целовать. Но ему плевать. И пусть этой твари не нравится. Аднану достаточно, что нравится ему.