Unknown

Но я чувствовала, что привлекаю внимание. Не могла представить, что буду сидеть в кафе, пить кофе и сообщать миру, что мне нечем заняться и некуда идти. Или пойти в магазин и примерять одежду, купить которую у меня нет никакой надежды. Я снова взобралась на холм. Помахала приветственно гречанке, позвавшей меня из окна. Открыла дверь ключом Квини.

 

Я села на топчан в лоджии. Негде было развесить одежду, которую я привезла, так что я решила, что лучше ее не распаковывать. Мистеру Воргилле могут не понравиться признаки того, что я собираюсь остаться.

 

Я думала, что внешний вид мистера Воргиллы изменился, как и внешний вид Квини. Но он изменился не так, как Квини, в направлении того, что казалось мне тяжелым иностранным гламуром и изощренностью. Его волосы, прежде – рыжевато-седые, теперь были просто седыми, а его лицо, всегда готовое вспыхнуть от гнева при подозрении возможности неуважения, ненадлежащего поведения или просто того факта, что что-то в его доме находится не там, где ему положено быть – теперь, кажется, застыло в вечной обиде, словно его всё время оскорбляют или на его глазах безнаказанно ведут себя неподобающим образом.

 

Я встала и прошлась по дому. Когда жильцы дома, толком жилище никогда не рассмотришь.

 

Кухня была самым очаровательным помещением, хоть и темная. Квини увила окно над раковиной плющом, поставила деревянные ложки в хорошенькую кружку без ручки, как обычно делал мистер Воргилла. В гостиной стояло пианино, и такое же – в другой гостиной. Одно кресло и книжная полка из кирпичей и досок, проигрыватель и много пластинок на полу. Никакого телевизора. Никаких кресел-качалок из орехового дерева или занавесок ручной вышивки. Даже никакой напольной лампы с японскими сценками на пергаментном торшере. Хотя все эти вещи в один прекрасный снежный день перевезли в Торонто. Я была дома в обеденный перерыв и видела грузовик для переезда. Бэт не могла выйти с парадного входа. В конце концов, она забыла про своё чувство собственного достоинства, которое так любила демонстрировать посторонним, открыла дверь и крикнула грузчику: «Возвращайтесь в Торонто и скажите ему: если он когда-нибудь сюда явится, очень об этом пожалеет».

 

Грузчики весело ей помахали, словно давно привыкли к таким сценам, возможно, так и было. Когда перевозите мебель, наслушаетесь бурной ругани.

 

Но куда всё исчезло? Я решила, что продали. Это всё, должно быть, продали. Отец говорил, что, рассказывают, у мистера Воргиллы начались трудные времена, когда он вернулся в Торонто, трудности с работой. А Квини говорила что-то о том, что ей «задерживают оплату». Она ни на за что бы не написала моему отцу, если бы им не задерживали оплату.

 

Они, должно быть, продали мебель до того, как она написала письмо.

 

На книжной полке я увидела «Музыкальную энциклопедию», «Международный оперный гид» и «Жизни великих композиторов». А еще большую толстую книгу в красивой обложке – «Рубайят» Омара Хайяма, часто лежавший на прикроватном столике миссис Воргиллы.

 

Была еще одна книга с похожим оформлением обложки, не помню точное название. Что-то в ее названии навело меня на мысль, что мне она могла бы понравиться. Слово «цветущий» или «благоухающий». Я открыла книгу, довольно точно помню предложение, которое прочла.

 

- Юных одалисок в гариме также обучали тонкому искусству использования ногтей.

 

Что-то подобное, во всяком случае.

 

Я точно не знала, кто такая одалиска, но слово «гарим» (почему не «гарем») дало мне подсказку. И я начала читать дальше, чтобы узнать, что их там учили делать ногтями. Я читала и читала, вероятно, час, а потом уронила книгу на пол. Меня переполняло возбуждение, отвращение и недоверие. Неужели взрослые люди правда интересуются вот такими вещами? Даже оформление обложки – все эти очаровательные виньетки, завитушки и переплетения – казался слегка издевательским и враждебным. Я подняла книгу, чтобы поставить ее на место, она упала и открылась на форзаце, я увидела имена. Стэн и Мэриголд Воргилла. Женским почерком. Стэн и Мэриголд.

Я вспомнила высокий белый лоб миссис Воргиллы, ее стянутые в седой пучок серо-черные кудри. Ее перламутровые пуговки-серьги и блузы с бантом на шее. Она была намного выше мистера Воргиллы, поэтому они не ходили вместе. Но на самом деле ей просто не хватало дыхания. Не хватало дыхания, когда она поднималась по лестнице или вешала одежду на веревку. А потом ей начало не хватать дыхания, даже когда она сидела за столом и играла в скраббл.

 

Сначала отец запрещал нам брать у нее деньги за то, что мы ходили в лавку за продуктами или развешивали ее одежду на веревки, говорил, что это просто соседская помощь.

 

Бэт сказала, что хотела бы она тоже так лежать и посмотреть, будут ли люди приходить и обслуживать ее бесплатно.

 

Потом мистер Воргилла пришел и договорился с Квини, что она будет работать на них. Квини захотела пойти, потому что ее оставили в школе на второй год, а она не хотела снова учиться в том же классе. В конце концов, Бэт согласилась, но сказала ей, чтобы она не выполняла обязанности медсестры.